Владимир Ленин. На грани возможного - Владлен Логинов

Удивительное дело: избежать гражданской войны хотели и соглашатели, и большевики. Но эсеро-меньшевистские лидеры полагали, что добиться этого можно лишь не форсируя реализацию радикальных требований народа. Не отпугивая буржуазию и не разрывая коалиции с ней. В противовес им, большевики были убеждены, что любое затягивание решения вопросов о мире и земле, – а при коалиции это неизбежно – лишь усилит возмущение и озлобление масс. И неизбежно – по всем законам развития революций – приведет к социальному взрыву и гражданской войне.

Статьи, в которых Ленин развивал эти мысли – «Один из коренных вопросов революции», «Русская революция и гражданская война», «Задачи революции» – обычно относят к «первой половине сентября». Но Виталий Старцев прав: эти хронологические рамки можно сузить до 6–9 сентября[920].

Меньшевики и эсеры сами позаботились о том, чтобы сделать компромисс между советскими партиями невозможным. 8 и 9 сентября в меньшевистской «Рабочей газете» и эсеровском «Деле народа» они не только отвергли предложение большевиков, но и попытались «поставить их на место». В ЦИК, Советах, прессе была начата кампания по дезавуированию итогов голосования в Петросовете 1 сентября, когда большевики получили большинство. И поскольку кворума тогда действительно не было, решили вновь проверить соотношение сил 9 сентября.

В связи с необходимостью ремонта Таврического дворца для Учредительного собрания, Петросовету передали Смольный, где прежде находился Институт благородных девиц. Здесь, при полном составе Совета, старый президиум поставил вопрос о доверии. Причем Церетели особо оговорил, что «проводить тактику большевиков мы не можем» и голосование 1 сентября противоречит всей прежней политической линии Петросовета.

Президиум – Чхеидзе, Церетели, Дан, Анисимов, Скобелев, Гоц и Чернов были уверены, что большинство, как и прежде, поддержит их. И предложили: пусть те, кто высказывается за отставку прежнего руководства, выйдут из зала. Но, к их изумлению, в дверях образовались заторы. И когда результаты этого голосования подсчитали, оказалось, что за эсеро-меньшевистский президиум – 414 депутатов, против – 519, воздержалось – 67.

В состав нового президиума вошли четыре большевика – Троцкий, Каменев, Рыков и Федоров, два эсера и один меньшевик. Низложенные вожди под гром аплодисментов нового большинства молча сходили с эстрады. И лишь Церетели бросил в зал реплику: «Мы полгода держали высоко и достойно знамя революции… Мы можем только выразить пожелание, чтобы вы так же продержали его хотя бы половину этого срока!»

«Соглашательские вожди, – пишет Троцкий, избранный новым председателем Петросовета, – совсем исчезли с горизонта, окопавшись в Исполнительном комитете [ЦИК]… Вместе с [ними]… перестали показываться друзья и почитатели демократических министров, радикальные офицеры и дамы, полусоциалистические писатели, образованные и именитые люди. Совет стал однороднее, серее, сумрачнее, серьезнее»[921].

Так уж случилось, что именно в этот день, 9 сентября, в Гельсингфорсе собрался 3-й Областной съезд Советов армии, флота и рабочих Финляндии. Из 123 делегатов 63 принадлежали к большевикам, 48 – к левым эсерам. И 12 сентября председателем нового Исполнительного комитета, провозгласившего себя высшим органом политической власти на главной базе Балтфлота, избрали Ивара Тенисовича Смилгу – члена большевистского ЦК[922].

Еще до этого, 5 сентября, в Красноярске большевики одержали победу на Среднесибирском съезде Советов. 8 сентября 130 голосами против 66 большевистскую резолюцию принял Киевский Совет. В десятках городов Центрального промышленного района, Прибалтики, Донбасса, Урала – городов и губернских, и уездных, в рабочих поселках – большевики возглавили Советы, которые сосредотачивали в своих руках власть на местах.

Влияние большевиков резко возросло в массе городского населения. 20 августа они получили на выборах в Петроградскую городскую думу 33 процента голосов и 67 мест, вместо прежних 20 процентов, заняв второе место после эсеров и их союзников (75 мест). Блок кадетов, трудовиков и плехановцев получил лишь около 50 мест[923].

Но самой большой сенсацией оказались итоги сентябрьских городских выборов в Москве. «Это голосование на выборах в районные думы в Москве, – пишет Ленин, – является вообще одним из наиболее поразительных симптомов глубочайшего поворота в общенациональном настроении. Что Москва более Питера мелкобуржуазна, это общеизвестно…

И вот в Москве голоса эсеров и меньшевиков с 70 процентов в июне падают до 18… Кадеты усилились с 17 процентов до 30 процентов, но они остались меньшинством, безнадежным меньшинством, несмотря на очевидное присоединение к ним “правых” эсеров и “правых” меньшевиков. А “Русские ведомости” говорят, что абсолютное число голосов за кадетов понизилось… Только у большевиков число голосов возросло… Они получили 47 процентов всего числа голосов. Что вместе с левыми эсерами мы имеем теперь большинство и в Советах, и в армии, и в стране, в этом ни тени сомнения быть не может». При окончательном подсчете голосов выясняется, что победа большевиков в Москве еще более сенсационна – свыше 51 процента[924].

Делая столь серьезный вывод, Ленин учитывал и тот поворот, который происходил в сознании крестьянской массы. «Волна угара и травли против нашей партии среди наших товарищей крестьян прошла, – писал большевик Лобов, побывав в Смоленской губернии. – …Из моих личных наблюдений в деревне видно, что крестьяне нас теперь хотят понять подробно, и уже слово “большевик” для них не пугало, как было раньше…»[925].

Эсеровский официоз «Дело народа» отмечал: «Большевизм, в тесном смысле этого слова, усилился. Это вне сомнений… Петроградский пролетариат теперь почти сплошь идет за большевиками… Последние дни принесли известие о победах большевиков на выборах в Ревеле, Царицыне, Орехово-Зуеве, Иваново-Вознесенске, Твери и др. городах. Победы эти нельзя назвать иначе, как блестящими, ибо большевики в несколько раз возобладали тут над с.-р. и меньшевиками, вместе взятыми. Это – рабочие. Но вот выборы в уездное земство в Московском уезде, земские выборы в некоторых волостях Пермской губернии. И везде неожиданный успех большевиков»[926].

В сентябре, в связи с крестьянским восстанием, Керенский издал приказ № 911, по которому «лица учинившие насильственные действия скопом», приговаривались к «отдаче в исправительные арестантские отделения до трех лет». И вот из взбудораженной рязанщины, из своего Данковского уезда, крестьянин И. С. Титов пишет в большевистское Московское областное бюро: «Крестьяне все пришли к моему убеждению и все стали большевиками. Социалистов-революционеров, которые ездили к нам на собрания, крестьяне прогнали их к чёрту с криками, чтобы больше не ездили: только сулите нам землю, а давать не даете. Мы уже у помещиков землю отобрали, хлеб реквизировали. Одним словом – по– большевистски».