Писатели США о литературе. Том 2 - Коллектив авторов

пульс современно-го мира. Это и есть испытание для языка — передать подлинный дух эпохи современной электроники, а не воздушных змеев времен Бена Франклина.

* * *

Наш разговор сам по себе старомоден, как если бы это была фаза эксперимента. Стихи о смерти (в том числе мои собственные) воспринимаются мной как пережитки эпохи танцев под дождем и знахарей, которые постигали тайны, наблюдая за тем, как листья слетают с деревьев.

Нам нужна современная форма, способная выразить современные чувства, ибо лишь немногие из нас, в Соединенных Штатах, испытали их в полной мере. Большинству из нас довелось пройти через полосы отчуждения, безверия, безответственности, саморазрушения, но будущее связано с движением сопротивления.

Конечно, у нас есть таланты, но талант—это еще не все в 1970-е годы. Надо быть в состоянии выразить свое время. Некоторые наиболее броские добродетели нашей поэзии вызывают у меня ассоциации с французскими генералами, взрывающими атомную бомбу в Сахаре и считающими, что двести семейств Франций более современны, чем двести пятьдесят миллионов африканцев, которые порывают со старым образом жизни. Я не Хочу ни писать, ни вслушиваться в элегии, посвященные тому, какой могла бы быть наша страна. А ведь в этом суть ностальгии.

Современная поэзия, созидающая поэтику завтрашнего дня, как это было у Вальехо, Элюара, Брехта или Уитмена, вырастает из социальной борьбы своего времени. Все прочее с момента своего рождения уже предназначено для мавзолеев.

* * *

Что касается «Авангардистской поэзии Вселенной», то суть ее такова: бог или то, что мы называем всеобщей историей, постоянно Творит ее. Лучшее, что мы можем создать тогда или сейчас,—это наши стихи, картины, кантаты. Если вам посчастливилось родиться Леонардо, Бахом или Пикассо, вас называют гением, то есть не просто поэтом, а мастером в самом высоком смысле. Но даже у Баха случались долгие полосы, когда он писал скучные письма, а не музыку.

Разве подобное не наблюдается в галактике, в галактике галактик? Разве огромные пустоты посреди сверкающих миров не есть спады божественного творчества?

Если вас гнетет то, что мы слишком скудны по части шедевров, вспомните о пустых пространствах между звездами.

Не сочтите меня пессимистом. Возможности поэзии— безграничны и беспредельны, и где-нибудь какой-то поэт уже слагает или сложил поэму, которую озаглавит: «Движение моих перстов».

* * ^

Поэт так же древен, как и его язык.

Уитмен чуть ли не пережил собственную физическую смерть и остался «велеречивым до конца».

Затем неожиданно все оборвалось. Никто уже не способен на такое. Те, кто пытается, не могут ничего подобного.

* * и*

У некоторых людей, например Джойса, языкотворчество перерастает в сущую логофилию. Старея, мы со все большей яростью вгрызаемся в слова.

И разве мы не это имеем в виду, когда говорим: «Правда победит»? Бешеная собака в нас самих начнет лаять «вопреки нашей воле», иногда даже изрекать то, что никто не ожидает, особенно тот, кто сам это произносит. Уитменовское мировосприятие, как и сама его поэзия—неповторимы.

Что наследует будущее, так это само достижение, свершение, деяние, самый пророческий акт. Такова трансформация жизненного опыта у нас, в Соединенных Штатах: отождествление себя с радостью других, созидание «великих индивидов» и вместе с этим наполнение старой уитменовской свободной декламации духом новой солидарности, новой дисциплины, которые рождаются из новых вещей, сообща созидаемых. И не только на этом континенте, но «в бесчисленных соединенных руках... вплоть до Индии и за ее пределами», как предвидел это Уитмен.

* * *

Новая поэзия—это поэзия свершения, достижения, поэзия «пионеров», которые в массе своей и есть новое человечество.

За Уитменом, сознательно прозвонившим отходную поэзии отчаяния, последовала, однако, поэзия разочарования. И не только в Соединенных Штатах, но во многих странах: это был затянувшийся «конец века», все еще модный в иных сферах нашего общества. Трагическая эпоха привела к гибели миллионы—в одной только Африке погибло сто миллионов, не считая жертв войн за последние полвека,—но это ужасное кровопролитие—лишь прелюдия эры, которая уже занялась. Те, кто способны видеть лишь труп старого миропорядка, продуцируют «могильную» поэзию.

Новая дисциплина нового человечества формирует основу, из которой могут вырасти новые формы новой красоты. Формы, которые, мы убеждены, будут прекрасны, ибо коренная проблема сейчас—это проблема коммуникации: нельзя разговаривать только с самим собой или, напротив, обращаться к миру с истошным дикарским воплем.

Одна из главных заслуг Уитмена состоит в том, что он заменил старую, отжившую «красивость» новой простотой. Мы— на пороге новых открытий в области стиха, ибо находимся в преддверии нового человечества. Наши поэты должны охватить будущее так, как они в состоянии это сделать сегодня. Ведь всего прекрасней—будущее.

* *

Я не думаю, что в какой-либо стране разрешена проблема отчуждения. Й наша обязанность, поэтов, драматургов, романистов, заключается в том, чтобы отозваться на все, что происходит вокруг нас. В Соединенных Штатах мы все еще живем и любим в эпоху, приносящую нам страдания. Как все это вынести, если мы вдыхаем отходы атомной радиации?

Я убежден, что преодоление отчуждения капиталистического типа—это первое требование на пути формирования полноценной личности, по которому идет человечество.

Политика—это органическая основа в самом жизненном Процессе, в поэзии или Ь чем-либо другом.. Вне зависимости от того, что писатель высказывает или о чем он умалчивает, он не может быть вне политики.

Если вы художник масштаба Брехта, ваши политические убеждения будут подобны тактам в партитуре Моцарта. Никто не думает о нотах, увлеченный музыкой. И люди говорят: «Вы называете его политиком, а ведь он—истинный поэт».

* * *

«Пожалейте нас, которые всегда сражаются в пограничной зоне между беспредельным и будущим» (Аполлинер). Почему же надо жалеть? Разве жизнь может быть иной?

М* * *

Да, я верю, Пройсходящее в мире оказалось гораздо сложнее, чем мы могли предполагать. Естественно, что мы, художники, обязаны это объяснить. Более того, по-моему, подлинная картина все более усложняется (я имею в виду и раздвигающиеся горизонты мироздания), и мы нуждаемся в новой технике для того, чтобы запечатлеть эти непрестанно расширяющиеся пределы.

Сделаем уточнение, вернемся к предшествующему параграфу. Художники не просто «объясняют» действительность, они взрывают ее, разрушают умершие мифы, создают для нас новые, чтобы мы могли представить себе новые картины. И за прошедшие долгие столетия не сыщется такой человек в каком-то месте, который знал бы что-либо «доподлинно». Разве что это будет некий монах, склонившийся над мудрым манускриптом, которого никто не видел.

Идем ли мы навстречу новому Веку Мрака? Многие из нас в Соединенных Штатах уже в него погрузились. Просто мы