Великий Тёс - Олег Слободчиков

С радостью обнялись, расцеловались старые друзья.

— С тобой я свое головство еще не обмывал! — шевельнул седеющими усами казачий голова. — Дождись! Ваську Колесникова, репейное семя, выпровожу, потом поговорим!

Иван дождался товарища, одиноко сидя возле коновязи. Наконец тот появился, оглянулся по сторонам, выискивая друга взглядом. Придерживая сабли, сыны боярские пошли за ворота. Степенно положили поклоны на образ Божьей Матери Знамение с внутренней стороны острога, снаружи — на Спаса и двинулись в кабак.

— Бекетиха нынче злющая! — смущенно оправдался Петр, что не зовет товарища в дом. — Давно гуляю!

Кабак был полон народу. Казачий голова высмотрел атамана Галкина, властно направился к нему. На лавке подвинулись.

— Слыхал про свою? — спросил голова, едва они уселись. — Дело темное и крученое. Пелашка на зятя подала донос, что вино курит. Будто кто этого не знал. А тот на нее, в отместку, — за колдовство! Будто высмотрел, что в бане хлебом пот с себя стирала, чтобы его накормить и присушить. Дурак! Ладно, если здесь, в обители, тяжбу решат. За колдовство могут и в Патриарший приказ повезти с приставами. А уж там-то спросят, зачем это зять на голую тещу пялился? А как покажет она, под кнутами, что он и с ней, и с дочкой сожительствовал? А? Так и затянет ублюдка на свой костерок: вдвоем-то и там веселей!..

Заметив, что сильно опечалил товарища, казачий голова спохватился:

— Зато дочь твоя внука родила! Он, даст Бог, не в них, в тебя пойдет! Казак!

Пока половой не принес полуштоф, атаман Галкин налил сынам боярским из своего кувшина.

— С дедовством, что ли? — кивнул Похабову.

Выпил Иван за свое дедовство, не поперхнулся. Не ударило вино в голову. Стояла перед глазами Меченка с бирюзовыми глазами в слезах. Мысленно корил ее: «Добесилась? Дозлобствовалась, стерва?» А жаль было дурную бабу, хоть волком вой. Понимая его печаль, Бекетов скосил на столешницу круглые глаза. Сказал приглушенно:

— Подступался я к новому воеводе про твою. Не до того ему. И не по чину вмешиваться в дела обители. Вот ведь, шельмец, — опять ругнул Савоську, — хитро выбрал время для доноса.

— Нынче все плуты волчками вертятся! — поддержал Бекетова старый атаман Галкин. — Их время! Васька Колесник, — кивнул голове, — с моей легкой руки в пятидесятники вышел.

— Умеет! — вздохнул Бекетов.

— Что Васька? — встрепенулся Иван.

— Государь получил от наших никчемных людишек тайком отправленную челобитную. А заводчик ей — Васька. С его слов государь нас ругает, что прижились, о его службах не радеем, живем ради живота и корысти. Так обидел Аничкова, что тот помер. А ведь столько всего построил, скитники и попы за него день и ночь молятся. И прислал государь нам в помощь этих вот. — Галкин обвел трезвым, немигающим взглядом новоприборных березовских и тобольских казаков, между которыми завязывалась драка.

— Народу много, а Перфильева в Братском менять некем, — пояснил Бекетов. — Не этими же! — с презрением кивнул на гулявших. — А Ваську Колесника с сотней служилых и охочих по государеву указу воевода обязан отправить на Ламу для прииска новых земель и народов.

В кабак протиснулся Цыпаня Голубцов. Боязливо пошарил глазами по толпе пьяных служилых. Заметил Похабова, осклабился, потеребил вислую бороденку, просеменил к нему с опущенной головой и ласковой, плутоватой ухмылкой на губах. Встав за спиной галкинского казака, сидевшего напротив Ивана, съязвил:

— Что, Иван Иванович, не дождался воеводы? А меня, грешного, он принял. Дает нам десять лет безоборочной пашни. Как жили, так и будем жить!

По лицу Похабова казак атамана Галкина о чем-то догадался. Не оборачиваясь, схватил за грудки гундосившего ему под ухо старосту, перегнул его через свое плечо так, что бороденка слобожанина свесилась на середине стола. За все свое прежнее терпение Иван, не поднимаясь, хрястнул его кулаком по лбу. Цыпаня отлетел к двери. Служилые захохотали. Среди березовских разгоралась настоящая драка. Староста со злым, перекошенным лицом выскочил за дверь.

— Вот ведь людишки! — брезгливо поморщился Иван. — Что этот, что Ермес с Савоськой. Воеводы меняются, а им хоть бы хны. И что так?

— Непонятливый! — презрительно хохотнул Иван Галкин. — Воеводы с их рук кормятся.

— Этот при мне только два раза ходил с поклонами. На тебя жаловался, — усмехнулся Бекетов и вскинул глаза на Ивана. — Иди-ка ты в Братский, на смену атаману Перфильеву! Людей дам каких найду! — снова окинул тоскливым взглядом тобольских и березовских переведенцев.

— В Братский так в Братский! — согласился Иван. — Не впервой. Как бы Меченку вызволить из скита! Сожгут ведь, дуру!

— Она не стрижена! — подмигнул Бекетов. — Требуй у воеводы своего, мирского суда. — Цыкнул, шевельнув усами, буравя Ивана пристальным взглядом. — Первый кнут доносчику. А нынче при остроге оклад палача не впусте. — Дал совет и весело заговорил будто о другом, но все о том же: — Ты на Лене не был, не помнишь, со стольником Головиным через Енисейский проходил служилый Босаев. Убивец и казнокрад, был он в бегах от воеводы. Поймали его под Илимским. По грехам должны были отправить в Москву. А Оська Аничков, царствие небесное, предложил ему вместо виселицы послужить в окладе палача. Если его хорошо попросить, он твою Марфушку одним ударом овдовит, — казачий голова возвел глаза к потолку и смиренно перекрестился.

Иван хрипло вздохнул, крякнул, поднялся, поблагодарил товарищей за угощение, стал протискиваться между лавкой и стеной к выходу. Свежий ветер с реки трезвил голову. Сумеречно темнел вдали другой берег.

Дурная голова да непослушные ноги пронесли сына боярского мимо михалевского дома, к женской обители. К вечеру в посаде было пустынно: жители рано запирали ворота и ставни окон, настороженно переживали беспокойные ватаги промышленных людей, которые выходили из тайги.

Иван остановился против крепких тесовых ворот Савоськи. Постоял, упершись руками в бока. Решительно пошел на них грудью, заколотил кулаками, стал бить каблуками сапог. Залаяли собаки за забором.

Иван оглянулся, никого не увидел и, с неприличной для его бороды прытью, перемахнул через тесовый, положенный городом заплот, оказался в чистом дворе, застеленном плахами. Сенная дверь приоткрылась. Из-за нее высунул стриженую голову ясырь, удивленно полупал на гостя щелками глаз. Иван оттолкнул его, протиснулся в сенную дверь. Ясырь пронзительно завопил. Со стенного штыря свалилось коромысло.

Распахнулась дверь в дом. В рубахе без опояски в сени выскочил Савоська с бердышом. Иван схватил коромысло, в один удар отбил отточенное острие, оказался лицом к лицу с зятем, схватил его за горло, дважды стукнул темечком о стену, закричал:

— Сукин сын, чего ради тещу оговорил?

Савоська захрипел, хватаясь за руки тестя. Выскочила дочь с распущенными волосами, повисла на плече отца, заголосила:

— Отпусти его, тятька! Добром уговорю освободить мамку!