Искра - Рейвен Кеннеди

это всего лишь подтверждение для самой себя, трещина, разрушающая основу моей жизни, превращающая мое прошлое во что-то неузнаваемое.

Мидас кажется довольным собой, и, возможно, это беспокоит меня сильнее всего. Самодовольное выражение его лица. Словно он ждал десять лет, чтобы пихнуть меня лицом в эту правду.

Я доверилась ему, когда он меня спас. Это сформировало опору для моих нетвердых шагов. Я видела в нем своего рода спасителя. Но даже тогда Мидас все инсценировал. Он манипулировал мной с самого начала, еще до нашей первой встречи.

Он заставил меня доверять ему, любить его. Заставил считать его моим героем, тогда как все это время был моим злодеем.

Он подходит ближе, возвышаясь надо мной и смакуя этот миг, словно хочет напитаться им и выжать меня без остатка.

– Мне принадлежала половина порта и невероятно прибыльное дело. Но поняв, что под этой золотой кожей таится магия, сразу же осознал, что могу завладеть целым королевством. – Глаза Мидаса блестят от алчности, которая его поглощает. – А теперь… мне принадлежит не какая-то жалкая половина города – мне принадлежит половина Ореи.

Желудок сжимает омерзительная, крепкая хватка.

– Еще нет.

Его глаза вспыхивают.

– В конце вечера ты больше не будешь так говорить.

Понятия не имею, что Мидас имеет в виду, но спросить не получается. Мидас наклоняется и смотрит мне прямо в лицо, бесстрастно оценивая.

– Знаешь, мы могли бы продолжать в том же духе, ты могла обрести некое подобие свободы, но сама все испортила.

Мидас говорит бескомпромиссным тоном, полным украденным им влиянием. И полным какой-то жестокости.

– Аурен, отныне я не буду запирать тебе в клетке. Я запру тебя в твоем собственном разуме. Подсажу тебя на росу и буду вечно черпать твою магию, пока ты не умрешь, но даже тогда я вырву каждый золотой волос с твоей головы и соскребу с кожи золото, потому что ты моя и только я могу тобой пользоваться. – Он выдыхает мне в лицо, и я чувствую сильный запах вина, удивляясь, как вообще могла верить, что этот гнусный человек меня любит.

Словно мало ужаса он натворил и наговорил. Мидас выпрямляется и засовывает руку в карман. Когда снова вытаскивает, на его ладони лежит тусклая золотая полоска.

Тело застывает. На глаза наворачиваются слезы, когда я смотрю на свою искромсанную ленту, на бисеринки золотой крови, запекшейся на одном конце, как остывшие капли свечного воска с изломанного фитиля.

Вместо вдоха вырывается всхлип, пока я смотрю на ленту, на ту часть меня, которая теперь лежит уничтоженной в руке Мидаса. Глаза щиплет от жара, просачивающегося в мою спину, и ее пронзает резкая боль, словно каждый обрубленный корень снова может прочувствовать муку нашей разлуки.

Я безучастно смотрю, как Мидас обматывает лентой мои запястья, словно я добыча, угодившая в его силки, и не могу оказать сопротивление, потому что это… я. Он опутал меня не какой-то бессмысленной нитью. Это величайшая игра разума и извращенное толкование контроля.

Мидас завязывает ленту толстым узлом, шелковая полоска до боли впивается в кожу, как кара за то, что вообще их потеряла. За то, что была недостаточно сильной и не сумела остаться цельной во власти этого мужчины, который искромсал меня, опустошил, украл все частички моей души.

Много ли еще он у меня отнимет?

– Все, Аурен. Я отниму все.

Я смотрю на него влажными глазами, потому как даже не осознавала, что говорю вслух.

Мидас встает, поправляет на голове корону, чтобы она сидела идеально ровно, и равнодушно смотрит на мои слезы, которые падают на путы вокруг моих запястий.

– Сиди здесь, или я притащу из темницы твоего любовника и убью его у тебя на глазах, – вкрадчиво говорит он, в его тоне таится угроза. – А теперь, если ты меня извинишь, я хочу произнести тост. Любуйся преставлением, Драгоценная.

После того как Мидас уходит с балкона, я не свожу глаз с ленты. Внизу играет баллада, но я ее не слышу. Просто смотрю и смотрю на золото, которым Мидас заманил меня в сети. Открывшаяся правда о его истинной личности – тогда и сейчас – копится в голове, как вихрь безудержной силы.

Когда я сбежала из Дерфорта и плыла в море Вейвик на корабле с лазурными парусами, по пути случился один-единственный шторм.

Всего один.

Он начался не ночью. Не было темноты, которая поглотила море и создала впечатление, что мы плывем по звездному небу и грозовым облакам.

Нет, шторм произошел в полдень, когда солнце сияло молочно-белым цветом и стояло высоко в зените между круглыми облаками, которые начали лопаться как пузырьки.

Когда буря началась, я должна была спуститься вниз, но не сделала этого. Не знаю почему. Возможно, мне была невыносима мысль, что я буду изолирована под палубой, засяду в душной каюте размером не больше чулана, с подвесной койкой вместо кровати и ведром для нужды.

Но на самом деле, думаю, я хотела почувствовать бушующий ветер.

Потому я осталась на палубе под пестрым небом, которое было и темным, и светлым одновременно. Согнув колени, я схватилась в шероховатый борт и чувствовала, как волосы хлещут меня по лицу.

Корабль раскачивался, как готовая перевернуться колыбель, а волны набрасывались на палубу в злом ударе морского бога. Я видела, как небольшая команда перекрикивается между собой, но их голоса заглушал ветер, который вырывал звуки и словно отбрасывал их прямо в воду.

Но когда меня охватил страх, что я упаду за борт или море сломает корабль пополам, я все равно восторгалась бушующим штормом. Восторгалась внезапной переменой, которая сменила ясный день и спокойные воды, превратив их в ожесточенные волны.

Не знаю, что потянуло меня в тот день на палубу, но я видела, как молния ударяет в воду. Я стояла там и видела, что происходит, когда высвобождается сила природы.

Молния была зазубренной стрелой, выпущенной изогнутой дугой тучи. Она ударила в неспокойный водоворот волн, и поверхность воды покрылась россыпью трещин, как будто море раскололось.

И сейчас я вижу похожую картину.

Как будто я изо всех сил цепляюсь за жизнь, пока во мне собирались округлые облака, подпитываемые паром откровений Мидаса. В неистовости моих подвижных мыслей образовался шквал, жаждущий расколоть буйные волны. Готовый нанести смертельный удар.

Меня заглушала мощь бури.

Я медленно провожу взглядом по ленте, а потом встаю, сцепив руки, будто в молитве. Подхожу к балкону и, посмотрев вниз, вижу Мидаса на помосте вместе с королевой Кайлой и принцем Нивеном. Ореанцы усеивают пол как конфетти.

Но там, прорезая толпу, как железный столб,