Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

других оцепенело смотрят на тело, а хозяин кивком показывает ему на виски и лёд.

– Убери это и налей.

– Да, сэр.

Хозяин берёт рюмку с коньяком, подносит к губам, но не пьёт, вдыхает запах, рассматривает, греет рюмку, прокатывает между ладонями, чтобы усилить запах. Наслаждается. Убитый, да, конечно, никто же не собирается спасать раненого, так что, уже мертвец, хоть пока и дышит, наконец плюхается в бассейн, и двое белых поднимают глаза. Самый молодой из них напряжённо улыбается.

– И кто следующий?

– На всё Божья воля, – ответно улыбается хозяин. – Вы ведь верите в Бога?

– Да, – вызывающе резко отвечает молодой. – В Его всемогущество и справедливость.

– Похвально, – кивает хозяин.

Тот, что постарше, подносит к губам рюмку. Рука дрожит, и коньяк выплёскивается на жирную в редких седых волосках грудь. Он, не дожидаясь сигнала от хозяина, подаёт салфетку. Но хозяин кивает, и он осторожно промокает лужицу, сбрасывает грязную салфетку в корзинку для мусора.

– Итак, мы договорились, – хозяин отпивает наконец коньяк, облизывает губы. – Любая проблема решается, когда её решают.

Беляки кивают, соглашаясь. Белое распластанное тело покачивается в бассейне, в розовеющей от вытекающей крови воде…

… Тим лёг на спину, вытянулся под солнцем. Плавки уже высохли, можно будет ещё раз сходить поплавать. Кого убивать, а тем более за что убивать – это не его проблема, хозяин велел, на хозяине и вина. А что Чак любил такие приказы, так у Чака, видно, свои счёты с беляками были, раз их и после Свободы сводил. Тот майор – дай ему бог здоровья – не просто так приезжал, да и болтали о Колумбийском маньяке-палаче много, два и два любой дурак сложит. Ладно, всё это в прошлом, можно забыть и не думать, здесь всё по-другому. Опять же допуск в милицейские спортзал и тир не просто так, что тоже понятно, но пока ничего не сказано, можно не трепыхаться. Если что и будет, то совсем по-другому.

Их, конечно снесло и довольно-таки далеко, поэтому Эркин предложил Жене возвращаться по берегу, а не плыть против течения.

– Ага, – охотно согласилась Женя.

Они пошли вдоль кромки воды, и Женю вдруг окликнули.

– Ой, девочки! – обрадовалась Женя. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, – улыбнулся им Эркин.

Он знал их – они все были на дне рождения Жени, работали с ней в машбюро. И Женя говорила ему, что и сейчас с ними дружит, хотя работает теперь в КБ. Женя немного поболтала с приятельницами, посмеялась, вспомнила про Алису, ахнула, и они пошли дальше.

Укладываясь на старое вытертое байковое одеяло, Вера вздохнула.

– Да уж, – кивнула Тоня, щурясь на солнце. – Обалденно красив.

– То-то Женька его ни на шаг не отпускает, – засмеялась Ольга.

– Любка из кожи лезла, а толку-то? – возразила Вера. – Он и сам на сторону не глядит.

– Говорят, они все такие, – Тоня повернулась на живот, колыхнувшись всем телом. – Ну, индейцы. Решают раз и на всю жизнь.

– А ещё говорят, у них по многу жён, – упрямо возразила Вера.

– Жена – не любовница, – Тоня вздохнула, опуская голову на руки. – Коли женился, то это уже не гульба, а супружество.

– А Любки-то чего нет? – после недолгого молчания спросила Ольга. – Не залетела опять?

– Видно, про Мороза не знает, – фыркнула Вера. – А то б уже тут как тут была бы.

Они засмеялись.

Когда Женя с Эркином наконец добрались до своих, Андрей, зажав в кулаке несколько конфет и яблоко, свободной рукой отщёлкивал Алисе в лоб очередной проигранный ею десяток.

Воскресенье, выходной, можно хоть весь день валяться в постели, но это надоело Громовому Камню ещё в госпитале, и он встал, как обычно, может, только чуть-чуть попозже. И всё шло своим обычным воскресным чередом.

Когда Громовой Камень спустился вниз, за столом сидели уже все жильцы, но рядом с Капитолиной Алексеевной восседала – иначе не скажешь – Липочка, Олимпиада Ивановна, дочка Капитолины Алексеевны, только позавчера приехавшая домой на каникулы. Училась Липочка не где-нибудь, а в Ижорске, и не на кого-нибудь, а на секретаря-референта.

– Доброе утро, – поздоровался, входя, Громовой Камень.

– Доброе утро, Гриша, – приветливо ответила Капитолина Алексеевна.

Так же приветливо с улыбками поздоровались и остальные. Липочка скорчила миленькую – как она полагала – гримаску, обозначающую – опять же по её представлению – вежливое приветствие, и вздёрнула носик. Громовой Камень сел на своё место и принял у Капитолины Алексеевны тарелку. Воскресный завтрак в отличие от будничного без каши, а с чем-нибудь другим. Сегодня пухлые оладушки со сметаной, неизменные ещё горячие калачи, масло и чай.

Липочка очень старательно изображала светскую даму, случайно попавшую в такое общество и снисходящую к остальным только из вежливости. Громовой Камень видел, что остальных это только смешит, и они не то что поддерживают, а не мешают девочке играть. Разумеется, и он держал себя так же. Хотя… хотя, чего взять с девчонки. Обижаться на неё просто глупо. Но всё-таки царапало…

…В пятницу после педсовета, когда всё решили, всё обговорили и даже попрощались до августа, он сразу пошёл домой. Чего-то ныла нога, хотя сухо и натрудить её он не мог, если только на Купалу. И, входя в дом, столкнулся в прихожей с курносой белобрысой пигалицей.

– Здравствуйте, – мимоходом поздоровался он, проходя к вешалке.

Поставив палку в отделение для зонтов, он уже взялся за перила, когда она его окликнула:

– Подожди. Ты это к кому?

Он удивлённо обернулся к ней.

– К себе, – и улыбнулся её сразу округлившимся глазам. – Я здесь живу.

– Как?!

Ответить он не успел.

– Липочка, – из гостиной вышла Капитолина Алексеевна. – С кем это ты? А, добрый день, Гриша.

– Добрый день, – он всё ещё улыбался.

– Вот и отлично. Обед будет через полчаса. Липочка, это дочка моя, на каникулы приехала, пойди сюда.

– Очень приятно, – склонил он голову и представился: – Громовой Камень.

Липочка как-то растерянно кивнула. И, поднимаясь к себе, он слышал внизу за спиной быстрый шёпот. Если бы не его слух охотника, слов бы не разобрал.

– Мама, индей! У нас…

– Замолчи. Он от бюро пришёл.

– Чтоб у нас всё ихним жиром провоняло, да?! Сегодня же сгони!

– Замолчи. Он учитель.

– Индей?!

– Замолчи.

– Сгони. Таракан краснопузый…

У себя в комнате он тяжело сел на кровать. Ну и что? Ничего нового ты не услышал. И о запахе. И о тараканах, что полезли в Россию. И о дикарях. И ещё много о чём… Иногда молчал, будто не слышал или не понял. Иногда отвечал, что не курносому кацапу, белой глисте пасть разевать. Иногда бил. Иногда разворачивался и уходил. А