Июнь. 1941 год. Запрограммированное поражение - Борис Кавалерчик

Огромное число состоявших на вооружении советских ВВС боевых самолетов не подкреплялось соответствующим количеством подготовленных для них экипажей. И если в среднем более трех четвертей всех самолетов были укомплектованы боеготовыми экипажами, то для самолетов новых типов их было менее половины, а для новейших бомбардировщиков — и того меньше, только немногим более трети[120]. Таким образом, на бумаге советская авиация выглядела куда внушительней, чем была на самом деле. Начавшаяся война это убедительно подтвердила.

Нельзя не отметить чрезвычайно плохие условия базирования авиации приграничных округов. Там для размещения многочисленных советских самолетов требовались 1112 аэродромов. К началу войны удалось оборудовать только 617, или 55 % от потребности. До конца года было запланировано построить еще 333 аэродрома. Выполнением этой задачи занимались 98 специально сформированных аэродромостроительных батальонов, силами которых при выполнении плана обеспеченность аэродромами советской авиации на западе к началу 1942 г. можно было довести только до 85 % от потребного [647]. В результате на многих аэродромах вынужденно теснились одновременно по два авиаполка, что не только создавало многочисленные неудобства, но и делало невозможным выполнение приказа о рассредоточении авиации. При этом некоторые из них были расположены так близко к границе, что находились в зоне досягаемости огня немецкой артиллерии. Скажем, на аэродромах Долубово, Чунев, Черновцы и Бельцы, отстоящих всего на 10–20 километров от госграницы, располагались 403 истребителя, включая 239 новейших МиГ-3 [648].

Настоящим бичом советской авиации в предвоенный период стала высокая аварийность, нередко сопровождавшаяся гибелью людей и уничтожением дорогостоящей техники. Массовый выпуск летчиков по ускоренным программам обучения резко ухудшал боеготовность частей, в которые они зачислялись. А ведь им было еще необходимо переучиваться на новую технику, которая как раз начала поступать на вооружение. Уровень летного мастерства экипажей западных приграничных округов хорошо иллюстрируют следующие цифры: если к дневным полетам в простых метеоусловиях было подготовлено подавляющее большинство из них, то в сложных метеоусловиях могли летать менее 18 % экипажей. Но к ночным полетам летчики были готовы куда хуже: только 19 % из них умели летать в темноте в простых метеоусловиях, а в сложных — лишь 0,8 %. Неудивительно, что при такой обстановке в первом квартале 1941 г. в авариях и катастрофах ежедневно разбивались 2–3 самолета [649]. Меры для снижения аварийности были приняты самые простые. Вместо устранения ее основных причин, которыми были прежде всего недостаточный уровень подготовки личного состава, низкое качество материальной части и скверная организация полетов, решили бороться в первую очередь с их последствиями. Пилотам урезали количество летных часов, поэтому за три месяца 1941 года летчики ПрибОВО налетали в среднем только по 15,5 часа, ЗапОВО — по девять часов, а КОВО — всего-навсего по четыре часа. Но это еще не все, им позволялось летать только по упрощенным программам. Так, истребителям в 1941 г. было запрещено выполнять сложные фигуры высшего пилотажа, в частности штопор. Больше того, это запрещение продолжало действовать даже в первые месяцы войны [650]. Такие меры хотя и уменьшили число потерянных в мирное время людей и самолетов, но отнюдь не способствовали росту мастерства авиаторов как раз накануне беспримерной битвы в воздухе.

Между тем люфтваффе тоже несло немалые потери в результате аварий и катастроф. Так, по этим причинам всего за восемь месяцев за период с 1 августа 1940 г. по 31 марта 1941 г. немцы безвозвратно потеряли 575 самолетов. При этом из состава летных экипажей 1368 человек погибли, 50 пропали без вести и 804 были ранены. Из них 588 погибших, 27 пропавших без вести и 246 раненых служили в боевых частях, а остальные пострадали в процессе учебы [651]. Но при этом немцам и в голову не пришло снижать требования к программам обучения и совершенствования летного искусства своих пилотов. Они прекрасно понимали, что такие действия, несомненно, приведут к падению эффективности действий авиации и росту ее потерь в ходе реальной войны. Поэтому в массе своей экипажи немецких самолетов превосходили советские и в индивидуальном мастерстве, и в групповой слетанности, и в умении ориентироваться, и в тактике боя. Обширный боевой опыт немцев намного увеличивал это превосходство.

В приграничных округах СССР имелось 57 укрепленных районов (УР), из них 41 располагался на западе. Впечатляющая цифра, если не учитывать, что к началу войны были достроены только 14 из них. 13 западных У Ров возвели еще в период 1928–1937 гг. В 1938–1939 гг. началось строительство еще восьми укрепрайонов, причем к осени 1939 г. их успели довести в среднем до 59 % готовности, а завершили лишь один [652]. Все они составляли линию обороны, которая получила известность как «линия Сталина». Чтобы лучше оценить ее масштабы, достаточно сказать, что на 1 июня 1941 г. в нее входили 3279 долговременных оборонительных сооружений, а еще 538 были не закончены [653]. Эти укрепления настоятельно нуждались в завершении и дальнейшем совершенствовании, но после присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии их законсервировали.

Граница переместилась на запад, и там в начале 1940 г. началось сооружение новой линии обороны, получившей название «линия Молотова». Советское политическое и военное руководство возлагало особые надежды на строившиеся вдоль новой границы УРы и полевые укрепления, оборудованные силами войск. В случае своевременного занятия их соединениями армий прикрытия они могли оказать организованное сопротивление противнику и выиграть время для выдвижения на угрожаемые направления сил второго эшелона округов. Хотя из анализа действий немецких войск при захвате бельгийских фортов и обходе «линии Мажино» уже можно было сделать вывод о нецелесообразности дорогостоящего и требующего много времени строительства укрепрайонов на новой границе. Известный американский генерал Д. Паттон назвал стационарные укрепления памятником людской глупости. Затраченные на них средства было бы эффективнее направить на улучшение подготовки и оснащения войск. Но опыт боев на «линии Маннергейма» довлел над умами советского руководства и внушил ему чрезмерное представление о неприступности УРов.

Вопреки теории и мнениям военных специалистов передний край укрепрайонов был необоснованно выдвинут к самой границе. Видимо, политические соображения в угоду буквально понятому лозунгу — «своей земли вершка не отдадим», взяли верх над оперативными. Хотя, например, командование ЗапОВО с самого начала предлагало строить укрепления на удалении 25–50 км от границы [654]. Так была изначально допущена принципиальная ошибка с далеко идущими последствиями. Дело в том, успех обороны любой линии укреплений зависит от готовности ее гарнизонов своевременно занять свои места и встретить врага во всеоружии. Взаимодействующие с ними воинские части также должны успеть выдвинуться на свои позиции. Поэтому долговременные укрепления обычно строят не на самой границе, а на расстоянии, позволяющем создать перед ними предполье достаточной глубины. Эта территория прикрывается различного вида заграждениями и боевым охранением. Время, которое противнику приходится затратить на преодоление предполья, позволяет обороняющимся полностью подготовиться к отражению его атак.