Путь слез - Дэвид Бейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, отец Петер, ты никогда не догадаешься, что я нашел.
– Сдаюсь, Карл. Я даже и не стану ломать голову.
– Ну, хоть попытайся!
– Ладно. Хм, наверное, ты нашел мешочек прованских denier?
– Нет, – рассмеялся Карл. – Я говорю о чем-то большем.
– Ja, ja, видать так и есть.
– Ach, прости, я просто хотел позабавиться. Но знаешь, я нашел то, что куда важнее кошелька с деньгами, даже и с большими деньгами.
Остальные дети подошли поближе.
– Что может быть лучше кошелька с монетами? – недоумевал Хайнц.
– Многое чего, – гордо ответил Карл. – Но это – особенно.
Вил приказал всем остановиться на короткий привал у обочины, и усталые, но любопытные крестоносцы тесным кружком окружили Карла. Рыжеволосый мальчик вспыхнул от радостного возбуждения и расплылся в широкой довольной улыбке.
Отто потерял терпение и понукнул друга.
– Говори, Карл! Не век же нам тут сидеть.
– Верно, говори, что задумал, – согласился Вил.
– Ja, ja, всегда-то торопитесь, верно? Ну ладно. Слушайте все: я разгадал загадку Петера.
– А? – воскликнул Петер. – Ну и дела! Я сомневался, что ты додумаешься до ответа, ведь даже я сам теряю отгадку временами.
– А я нашел ответ, – ответил Карл. – Нашел. Хорошая была загадка. Но и сложная, не спорю.
– Ладно-ладно, юноша, говори уж. Но ежели опять попадешь впросак, то без обид.
– Нет, Петер, на этот раз я уверен. В споре с колдуном ты дал мне подсказку.
– Неужто?
– Верно. Я внимал каждому твоему слову. Когда ты держал в руках цветок, я вдруг мысленным взором увидел, как предо мной расстилается целая цветочная долина. И я вспомнил о подсказке: «И где долина, что века Хранит дух розы той, И овевает им всегда Лик девы молодой?»
Но я продолжал слушать, – посерьезнел вдруг Карл, – и когда ты сказал про нечто, что хранит вместе и тени, и солнечный свет, я узнал слова из загадки.
– Как ты это узнал? – не выдержал Отто.
– Помнишь подсказку: «Куда же теням путь держать, Чтоб свет вновь обрести?»
– Ну и что?
– А то, ежели ты следил внимательно, то догадался бы сам.
– Я следил внимательно!
– Но не так, как я. Поэтому я, а не ты решил загадку.
– Давай же, говори ответ к этой проклятой загадке! – воскликнул Хайнц.
Петер кинул на мальчугана укоряющий взгляд, а Карл выразительно откашлялся.
– Твоя загадка задает вопрос: где находится прибежище всему?
И ответ: в сердце Бога.
Петер молчаливо встал на ноги и прижал посох к груди. Глаза его наполнились слезами, и он с гордостью посмотрел на ясноглазого мальчика.
– И… почему ты решил, что это и есть ответ?
– Загадка спрашивает о каком-то месте. О месте, откуда все исходит и куда все возвращается. Это место объединяет все на свете, исцеляет и наполняет все сущее.
Петер покачал седой головой и погладил Карла по рыжим кудрям.
– Сын мой, Господь благословил тебя чувствительным сердцем, которое открыто Ему. Наслаждайся твоим Господом все дни твои. Ja, ja! – вскричал он. – Это сердце Божье! – Петер обнял Карла, – Я так горд тобой, – прошептал он, – так горд. – Петер обвил плечи мальчика своей костлявой рукой и обратился к детям: – Сын пекаря постиг много больше ученого колдуна, который постыжено скрывается сейчас в чаще. Сердце Божье, дети мои, – вот наше убежище. Там все сущее хранится бережной любовью: наши радости и страдания, победы, падения, мечты и наши разочарования. В этом надежном месте мы в безопасности.
Петер склонился и сорвал с земли белый цветок. Затем попросил Фриду снять с пояса крест из яблочных прутьев, с которым она не расставалась.
– Дети мои, цветок – это символ присутствия Божьего, а кресты, которые мы несем, – символ Его любви. Видя их, драгоценные мои агнцы, помните, что Бог рядом и Он заботится о вас. Ежели вы знаете это, вам не потребны иные знания.
Той ночью все дружно разместились вокруг костра. Детям было хорошо и уютно, а близость моря чуть будоражила их. Они смеялись, и пели, и вспоминали минувшие дни – радостные и скорбные, и от которых до сих пор сердце сводились от ужаса. Петер прислонился спиной к широкому старому дереву и тоскливо смотрел на потрескивающие языки пламени. Его унылое лицо выражало сильную боль. Фрида с Гертрудой легонько дернули его за рукав и заглянули в глаза.
– Ты скучаешь по Соломону, Петер? – тихо спросила Фрида.
– Да, мне очень не хватает старого друга. Очень. И я очень скучаю по остальным друзьям, которых мы лишились. Но… таков порядок жизни.
– Я помню, как вы с Соломоном кружились в Дюнкельдорфе, – улыбнулась Фрида.
– Ты говоришь о том призывном знаке?
– Ja, – отозвался Вил с другого края, – Я тоже помню, как ты вертелся на старой бочке. Кажись, ты упал тогда раз десять, не менее того.
– Как сейчас помню: шлепается в пыль и встает, падает – и снова взбирается на бочку! А рядом – Соломон ловит себя за хвост. Горожане, наверное, приняли тебя за полоумного!
– Точно так, – сказала Фрида. – Но это был хороший знак, и многих нас он спас от опасности.
– Я был так горд тогда, – улыбчиво произнес Петер. – ведь вы безоговорочно верили и повиновались мне, потому что доверились моей любви к вам. Кажется, мне так и не выдалось поблагодарить вас.
Он уронил подбородок на грудь и погрузился в размышления. В памяти пронеслись заснеженные перевалы и бури, вальденсы, потом – потоп, ратное поле, детские могилы, Домодоссола, купальни Павии, смерть Георга, Мария с неизменным букетом цветов, и многое, многое другое. Он заворочался и пробормотал что-то, потом лег на постель из ветвей и вскоре уснул.
На рассвете Вил напомнил отряду, что не позже следующего утра, а то и раньше, они должны достигнуть Генуи. Крестоносцы так всполошились от возбуждения, что их едва удалось выстроить в шеренгу. От Вила потребовалось несколько суровых команд и строгий выговор Хайнцу, дабы они смогли продолжить путь к городу, маячившему где-то невдалеке.
К полудню они вышли на широкую дорогу, которая спускала путников с плечистых гор прямиком к порту. По пыльной дороге идти было легко, и спуск давался без особых усилий, хотя, приближаясь к морю, дорога петляла и бугрилась. На каждом холме крестоносцы отчаянно вытягивали шеи, дабы первыми увидеть кромку воды, и временами то один, то другой вскрикивал от радости. Но от чрезмерного желания, бывает, нетерпеливые натуры попадают и под обман зрения.
Итак, настойчивые дети двигались дальше, вперяя взоры в горизонт, пока, наконец, кто-то не выкрикнул уверенно: