Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой - Мальте Рольф

В это же время процветала вновь возникшая публичная сфера, охватывавшая весь Привислинский край. После 1906 года образовались новые форумы, которые постоянно и повсеместно соединяли различные и изолированные частные публичные сферы в одну большую дискуссионную среду. Самым мощным медиатором данного процесса была печать. В этом отношении Основные государственные законы действительно изменили ситуацию коренным образом, ведь со времени императорских указов 1905–1906 годов не существовало более никакой предварительной цензуры, в том числе и в находившейся на военном положении Польше. Хотя генерал-губернатор имел расширенные полномочия, позволявшие ему пресекать публикации, найденные бунтовщическими, факт оставался фактом: предварительная цензура была отменена. Однако еще важнее было то, что новые свободы привели к быстрому росту печати в Царстве Польском: создавались многочисленные новые ежедневные и еженедельные газеты, спектр прессы дифференцировался как в плане политических ориентаций, так и в плане содержательно-стилистических предпочтений. Появились печатные органы, рассчитанные на конкретные читательские аудитории, но параллельно процветали и массовые дешевые газеты. По статистике Варшавского комитета по делам печати, на 1 января 1908 года только в Варшаве было зарегистрировано более ста газет и журналов – немало для города, находящегося в режиме чрезвычайного положения730.

Вместе с тем новизна заключалась не только в разнообразии и возросших тиражах газет и журналов, но и в том, что они стали высказываться на политически взрывоопасные темы. Царские власти допускали удивительно открытые дебаты о реформах, необходимых для того, чтобы справиться с проблемами, стоящими перед краем. То же самое относится и к расширявшемуся книжному рынку: здесь обществу также было предоставлено коммуникационное пространство, в котором легально обсуждались темы, обладавшие большим конфликтным потенциалом. Имперские чиновники, очевидно, на тот момент уже свыклись с мыслью, что политика – это сфера, где слово могут брать и представители общественного мнения. Поэтому, например, предстоящее введение городского самоуправления в Царстве Польском можно было широко обсуждать731, равно как и принципиальные аспекты «польского вопроса». В особенности тема возможной автономии Польши волновала умы и порождала широкий спектр полемических высказываний, но и тема устройства местного коммунального самоуправления тоже мобилизовала польскую общественность. Разумеется, и здесь существовали границы того, чтó можно было говорить и писать, и генерал-губернатор, используя свои административные полномочия, вмешивался в функционирование рынка мнений и обеспечивал преимущество русским голосам, которые критически или отрицательно высказывались по поводу дальнейших «уступок» в направлении особого статуса Польши. Скалон регулярно конфисковывал польские публикации, когда в них «разжигалась ненависть к России» или «пробуждалась мечта о независимой Польше»732. Однако, в отличие от времен предварительной цензуры, после 1906 года генерал-губернатор уже практически не мог остановить приток в Царство Польское публикаций из российских городов. Напечатанные в Петербурге, Москве или Киеве сочинения по «польскому вопросу» можно было без проблем покупать и читать в Варшаве. О существовании «духовных шлагбаумов» уже не могло быть и речи.

Но, возможно, у варшавского генерал-губернатора вовсе и не было намерения устанавливать слишком тесные рамки для формирования общественного мнения. Ведь не только в области печати и издательского дела наблюдалась политика толерантности, которая открыла удивительно большие возможности для социальной активности и публичного волеизъявления. Наиболее ярко эта политика проявилась, несомненно, в выдаче разрешений на создание клубов и обществ, которые не ставили себе открыто политических целей: после вступления в силу Основных государственных законов новые ассоциации стали возникать в массовом порядке, и Скалон не пытался встать на пути у этой волны. Уже в 1906 году были образованы Польское краеведческое общество (Polskie Towarzystwo Krajoznawcze) и Общество защиты женщин, в 1907 году – Варшавское научное общество, Общество домов трудолюбия, ночлежных приютов и дешевых столовых-чайных в городе Варшаве, Еврейское благотворительное общество. Особенно в области благотворительности, а также культуры и науки спектр институциональных структур общественной самоорганизации в эти годы значительно расширился733.

Многие из этих организаций придавали себе подчеркнуто аполитичный облик, однако их трудно рассматривать как институты, не относящиеся к политической сфере, поскольку в них продолжалась давняя традиция варшавского позитивизма: забота о культурном, духовном и экономическом развитии нации в этом понимании была политической задачей. Это было известно и генерал-губернатору, который не дал ввести себя в заблуждение якобы аполитичным характером таких учреждений, как Добровольная пожарная дружина или Варшавское медицинское общество734.

Таким образом, если даже в период военного положения власти допускали расцвет местных общественных организаций, то причина этого была не в аполитичности последних. Совершенно очевидно, что, по крайней мере в восприятии Скалона, эксперимент конца 1905 – начала 1906 года был удачен. Стратегия генерал-губернатора оставалась неизменной: искать сотрудничества с той частью общества, которая расценивалась им как умеренная, и в то же время форсировать репрессии против радикальных оппозиционных сил. Нельзя не заметить, что, в отличие от периода до 1905 года, в годы военного положения польских специалистов приглашали к участию в административных делах. Частью этой политики уступок, несомненно, был и относительно нестрогий подход к выдаче разрешений на создание союзов и ассоциаций, имевший вдобавок тот положительный эффект, что на польской стороне благодаря этому возникали институционально зримые партнеры по диалогу. Одним словом, генерал-губернатор Скалон никоим образом не противился активизации общественной жизни в крае. Более того, он прямо одобрял и поддерживал членство царских чиновников в польских благотворительных организациях и требовал работы в них на добровольческих началах735.

Все это привело к тому, что новые формы сосуществования государства и общества в глазах имперских должностных лиц стали принятой нормой, частью нормальной жизни. Несмотря на свою фундаментальную установку на самодержавное правление, верховные царские чиновники тоже быстро привыкли к легальному существованию партий, профсоюзов и критической печати. Этот процесс привыкания осуществился в течение 1905 года и во многом снял остроту столкновения мобилизованного общества и государства – наглядным свидетельством тому стало неожиданное спокойствие, которое царило в 1907 году в Варшаве в день Первомая, обычно сопровождавшийся боями736.