Минус всей моей жизни - Наталия Александровна Матвеева

удивляясь, как его женушка могла профукать пятьдесят штук всего за четыре дня, но сегодня он был так измотан своими душевными переживаниями, что даже не стал спорить с ней, а просто достал кошелек и, выложив оттуда еще пятьдесят тысяч перед ней на стеклянный столик, молча ушел на кухню, угрюмо взяв телефон и набрав номер ресторана, с грустью вспоминая уютную маленькую кухоньку в старой девятиэтажке, такую светлую и живую, такую теплую и наполненную цветами, голосами, запахами, улыбками… вспоминая невероятно вкусную домашнюю еду в кругу любящей и крепкой семьи, создающей вокруг купол надежности, любви, сопереживания и нежности, которой у него никогда не было и, судя по всему, не будет.

Находясь в своем странном, болезненном, отчужденном состоянии, Сергей играл в шашки с дочерью почти до десяти часов, после чего вдруг очнулся и вспомнил, что Насте уже давненько пора спать, а потому, с трудом удерживая себя в этой реальности, он уложил ее в кровать и поплелся в спальню.

Ксюша уже лежала на своей половине постели на боку, накрывшись одеялом, но он видел кусочек шелковой ночнушки и тонкие, красные бретельки, спавшие с плеча. Ее глаза были закрыты, и Сергей облегченно вздохнул: прямо сейчас он чувствовал отторжение к ней сильнее, чем когда-либо…

Надо же… Прожил девять лет с одной женщиной, тридцать четыре года на этой земле, встречался с огромным множеством девушек, но такое испытывает впервые…

Сергей разделся и лег, думая только о ней, о Жене, о том, что их взаимное счастье могло быть так близко… Если бы не мирно спавшая позади него Ксюша.

В его груди все горело, память подсовывала образы Жени из сегодняшнего дня, из вчерашнего, из более далекого прошлого, когда он терпеть ее не мог… Это было так давно, что казалось неправдой. Он не понимал, как он мог тогда так к ней относиться?..

Сережа не мог заснуть, все лежал и чувствовал, как напрягаются все его мышцы от одной только мысли о ней, как сворачиваются от боли и тоски все внутренности при воспоминании о ее слезах, о том, как он оттолкнул ее в конце поцелуя…

Отчаянно злясь на себя, ненавидя себя и чертовски желая, чтобы Женя оказалась здесь, в этой постели, он ворочался, глядя хмурым взглядом то в потолок, то в окно, пока на его плечо не легла женская рука с идеальным маникюром, а призывный голос не шепнул на ухо:

– Сережа… Сереж… Ты чего не спишь?.. Может, мы…

– Нет. – жестко проговорил он, резко повернув голову и посмотрев на идеальное, красивое лицо, обрамленное черными волосами, которое с легким удивлением и недовольством хлопало на него искусственно наращенными шелковыми ресницами. – Не надо, Ксюша.

– Почему? – требовательно и холодно спросила она, обиженно сев в постели. – Что с тобой? На работе с любовницами напрыгался?? – ревниво прошипела она змеей, насмешливо и брезгливо опустив уголки рта.

– Спи. – строго и холодно сказал Сергей, отвернувшись от нее и чувствуя, как все быстрее приближается к нему черная, скалистая расщелина, куда он так стремительно бежал все эти дни.

– Какой же ты мерзавец, Сережа! – с чувством произнесла Ксюша и импульсивно легла, гневно дыша. – Быть замужем за тобой – самое большое наказание для любой женщины! Ты никого не уважаешь, кроме себя.

– Ты тоже. – усмехнулся Сергей и вдруг резко посмотрел на пыхтящую от обиды и гнева Ксюшу. – И тебя никто не просил женить меня на себе любой ценой, так что не жалуйся. Ты наказала сама себя за то, что также, как и я, привыкла получать все, чего захочешь.

Ксюша фыркнула, а Сергей внезапно встал и подошел к окну. Белые сугробы блестели в свете фонарей, окрашиваясь в рыжий цвет, детская площадка внизу, во дворе, была пустынна, а на парковке мертвым грузом стояли автомобили – никому не нужные до утра жестянки…

Сергей посмотрел вперед, на многочисленные дома, темные, прямоугольные и квадратные каменные стены, где, то тут, то там, светили желтые огоньки окон, поглядывая на него с каким-то притязательным интересом… Широкие проспекты, мелькающие фары снующих автомобилей и снег… Везде снег… Когда же кончится зима?..

Сережа вдруг понял, что он ужасно замерз, не телом, а душой, что внутри него до сих пор стоял лишь колючий холод и темные очертания зубчатых, кирпичных стен, не имеющих к настоящей жизни никакого отношения… Никогда в жизни он не задумывался над этим, да и не над чем думать, когда не было ни минуты того живого, настоящего, искреннего тепла, которое сегодня подарила ему она… Словно впустив луч света в его вечную стужу, словно оживив лед его сердца, заставив его мерцать разными красками и биться, биться… Не просто в желании близости, а в огромной, сильнейшей потребности душевного единения с кем-то… И Господи, как же он мечтал снова ощутить это тепло! Он умер бы за него, умер бы лишь за один ее взгляд, тот самый, который говорил ему, что она любит, который говорил бы, что она будет с ним… Он бы сто раз сгорел и возродился из пепла за одну лишь возможность держать ее за руку… Как же это восхитительно! Быть живым, понимать, что хочешь сделать ради кого-то все, что хочешь вывернуться наизнанку, лишь бы сделать ее счастливой… Сережа удивлялся себе, чувствуя мурашки по коже, словно его только что опустили в ушат с ледяной водой, но дышал все глубже, впиваясь в свое новое ощущение, вгрызаясь в него, чтобы не отпустить, чтобы случайно не вернуться…

Дома, дома… Черные, на небе светлое пятно – снеговые тучи… Как же там она?..

Спит? Или сидит и плачет, закрывшись в комнате? Или послала его ко всем чертям и больше не вспоминает о нем?? Что же делает Женя? Что она чувствует сейчас?..

Он ощущал бесконечную тягу к ней, такую, которая словно ножовкой его пилила, чувствовал дикое, сводящее с ума желание увидеть ее, услышать ее голос, коснуться ее тела, рассказать ей… Сказать, что произошло сегодня… И отчего ему так нелегко переступать эту черту… Он не должен был, он эгоист…

Эта бешеная карусель мыслей с такой силой захватила его, что он быстро стал одеваться, плюнув на то, что часы едва пробили полночь, что Ксюша смотрит на него с невообразимой яростью, что Женя, скорее всего, спит и не ждет его… Но он до болезненного пульсирования в голове и до умопомрачительного жара в сердце должен был ее увидеть…

– Ты куда, Сережа, ты совсем охренел?!? – услышал он гневный шепот, спешно натягивая черную футболку и