Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

– А где это мы? – прошептал он, глядя в темноту мирозданья. – И где же эти звёзды, где планеты, о которых вы говорили?

– Всё будет, погодите, сударь, – загадочно ответил Созерцатель. – Скоро наступит великий предел и придёт изумительный свет.

«Сударь» ничего не понял. Пожал плечами.

– А выйти можно из кареты? Ежли мы стоим.

– Конечно, можно. Выходи.

Ученик осторожно потопал ногою по той небесной тверди, на которой стояла Золотая Колесница.

– Ишь ты, вроде бы пусто, и тем не менее…

– Свято место пусто не бывает! – напомнил мудрец.

Помолчали какое-то время. А затем тишина и темнота вокруг зашевелились, и где-то в дальнем далеке, в космических глубинах неуверенно моргнула золотая искорка. Моргнула – погасла во мраке, и вслед за этим крохотная точка во Вселенной стала разгораться немеркнущим светом. И Учитель сказал:

– Вы только что увидели разделение света и тьмы. Разделение чёрного и белого. – Подчёркивая важность момента, Учитель потряс указательным пальцем над головой. – Это и есть альфа и омега. Начало и конец. Первый и последний.

Крохотная точка во Вселенной начала светиться всё ярче и ярче.

– А это что? А это кто?

– Полярная звезда. Жизнь во Вселенной началась именно с этой звезды.

Воспитанник всем телом вздрогнул, глядя вверх, где происходила игра какого-то божественного света.

– А что там такое?

– Миры создаются. Миры, молодой человек.

Всё вокруг переполнилось божественным светом, но только даже как-то чересчур – глаза ученика стали слезиться. И тогда из Солнца родилась какая-то планета, и Солнце уменьшилось. А планета – это был Сатурн – ярким шаром отделилась, откатилась от Солнца. И тут же из этого шара, словно из гнезда, стремительно вылетел ворон.

О, Господи! Воспитанник едва не вскрикнул, увидев огромную чёрную птицу, похожую на Воррагама. Непомерно широкими крыльями ворон стал препятствовать распространению божественного света, нестерпимо слепящего глаза. И тогда ученик поймал себя на странном чувстве благодарности чёрному ворону – пускай только на миг, но всё же. И ему стало неловко.

Седобородый Мудрец Мироздания заметил это.

– А чего ты стыдишься?

– Ну, как же, – пробормотал воспитанник, вытирая крупную слезу, точно отлитую из серебра. – Чёрный ворон – Воррагам – чего хорошего.

– Ох, как нам не терпится всё и вся разделить на чёрное и белое. Да? Но есть ещё и светотени. И полутона. Вы об этом, батенька, слышали когда-нибудь?

«Батенька» молчал, следил за вороном. Ослепительный, режущий свет, исходящий от солнечного Божества, стал восприниматься мягче и даже нежнее, благодаря чёрному ворону, прилетевшему с далёкой новорожденной планеты Сатурн. Удивлённый ученик отнял ладони от лица – теперь можно было смотреть безбоязненно.

– Много света, сударь, это, как вы поняли, тоже не совсем хорошо, – стал философствовать Мудрец Мироздания. – Представляете, что было бы с нашей Вселенной, если бы она одним только светом наполнилась. Она погибла бы. Да-да. И, чтобы этого не произошло, Вселенная стала из бесконечного хаоса рождать различные миры, поровну деля между ними и Свет и Тьму…

Увлекаясь, Мудрец Мироздания говорил и говорил без передышки, и спохватился только тогда, когда у парня лицо стало кислым и постным – ничего уже не понимал. И опять они сели в карету. И снова крылатые кони полетели во весь опор. А затем, повинуясь неуловимому жесту возничего, крылатые кони свернули в сторонку и пролетели через какую-то чёрную огромную дыру – точно по стволу холодного тоннеля. Потом под колесницею привычно заструилась, засеребрилась сухая пыль огромного Млечного пути.

– А куда это мы? – поинтересовался ученик.

– Мы летим в те пределы, где находится наша святая святых.

Я покажу тебе Небесную Россию.

– Да? – растерялся парень. – А разве есть такая?

– Небесная Россия не только есть – она пребудет во веки вечные! – Седобородый мудрец руку вытянул вперёд. – Смотри. Не видишь? Это не удивительно. Небесная Россия не каждому по глазам. Если не видишь, значит, не созрел. Значит, будем поворачивать оглобли.

– Нет, нет! – Воспитанник протёр глаза. – Вон там я что-то вижу…

– Узрел? Ну, хорошо. – Они остановились на вершине хрусталевидной воздушной горы. – Выйди, сударь, поклонись. Ты нигде больше такого не увидишь.

С широко раскрытыми глазами и громко бьющимся сердцем парень вышел из колесницы, стараясь не смотреть под ноги – там была пустота под названием «небесная твердь». Необыкновенная эта пустота странным образом держала его и только изредка – будто песок или вода под ногами – воздух откатывался от башмаков. В эти первые мгновенья, когда он панически боялся сделать шаг вперёд, – он видел только пух и перья каких-то полупризрачных космических туманов: видел, как мимо него проплывала молочно-серебристая звёздная млечность, пеленою застилавшая глаза. А когда эти страхи оставили сердце, перед глазами – неожиданно ярко, свежо! – открылось нечто волшебное, несказанное.

Сначала он увидел громады белых и лазурных гор, а за ними – во всю длину и высоту вселенной – золотились многочисленные храмы, стоящие на высоком берегу речной излучины. Небесный Кремль золотом горел над Стольноградом. Среди прекрасных сказочных деревьев, похожих на райскую кущу, он услышал сиринов и гамаюнов, ещё не зная, что именно они поют и говорят человеческими голосами. А затем он увидел людей – малое число великих небожителей, их просветлённые души. Он сначала их не узнавал. Но чем дальше он проходил по дорогам Небесной России, тем яснее становились облики бессмертных и великих небожителей. Там были – Державин и Пушкин, Лермонтов и Гоголь, Толстой и Достоевский, Рублёв и Глинка, Мусоргский. В порывах вселенского ветра – то солнечного ветра, то лунного – он вдруг услышал созвучия такой божественной, такой прекрасной музыки, что не смог удержаться от нахлынувших слёз. А когда он утёрся – видение пропало с глаз долой, как будто и не было. И в тот же миг волшебная Златая Колесница – бесшумно и легко – опустилась на тихую предутреннюю Землю.

3

Тихо было, будто в первый день творения.

Рассвет зацветал над Землёй. Повсюду в горах, на полях и лугах сверкало «море стеклянное, подобное кристаллу» – море утренней росы. И так странно было человеку вдыхать земные эти, самые, казалось бы, простецкие, обыденные запахи трав, растущих при дороге. Тонким ароматом окутана крапива – зубастенькая жалица. Горькой ниткой в воздухе тянулся дух полыни. И сладкий запах чабреца – богородской травы, и нежное дыхание кипрея, донника – всё было сочным, свежим, первозданным. И так странно было видеть берёзы эти, ивы над рекой – будто они отлиты из серебра и червонного золота. Всё преобразилось в душе и в сердце – всё наполнилось глубинным смыслом и глубинным содержанием. Дух родной земли и образ Родины, которую человек не видел, кажется, много-много лет, произвели на него такое сильное впечатление, что захотелось выйти из колесницы, встать на колени и поклониться, и молитву сотворить – молитву благодарности – незримому, но явному Творцу всей этой великой красоты и несказанной Божьей благодати.