Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

– Рада, что вам понравилось, Владимир Александрович.

– Разве мое мнение для вас важно? Я же совершенно посторонний человек... – удивился Данилов.

– Посторонние люди говорят правду. – Таня улыбнулась во все свои белые зубы. – А близкие часто врут, чтобы не расстроить. И не такой уж вы посторонний, мы с вами работаем вместе, несколько месяцев в году здесь проводим...

– Как у нас с емкостями для анализов – все нормально? – спросил Данилов, переводя беседу в «рабочую плоскость».

– Нормально, – вздохнула Таня, – даже выше крыши.

«Я вам о чем, а вы мне про баночки для мочи и рвоты», – укорял ее взор.

– Люблю, когда есть запас, – ответил Данилов. – Я пока буду в ординаторской.

– Хорошо, Владимир Александрович, – деловито-сдержанно ответила Таня, про себя явно посылая бесчувственного доктора куда-то гораздо дальше ординаторской.

Данилов успел заварить чай, на дежурстве он заваривал чай прямо в кружке (не та обстановка, чтобы чайные церемонии разводить), но выпить не успел – приехала с «подарком» машина скорой помощи.

«Подарок» был помят и небрит, но даже с учетом этого выглядел впечатляюще. Дорогой костюм, дорогая обувь. Скромные на вид, но явно тоже не из дешевых часы. В ногах – небольшой черный кожаный портфель. И взгляд такой, какой положено иметь человеку с деньгами, – уверенно-снисходительный. Знаю, мол, что почем и всех вас трижды могу купить, не перепродавая.

Данилов таких субчиков недолюбливал, ему вообще не нравились самоуверенные нахалы, мерявшие все на деньги. Юнцам еще простительно заблуждаться, но этот был далеко не юнец – вон, голова в нескольких местах тронута сединой.

Бригада скорой помощи буквально лучилась счастьем. Толстый врач выглядел словно обтрескавшийся сметаны кот. А худой как скелет фельдшер (нарочно их, что ли, в пару поставили, для наглядного контраста) щерил в улыбке прокуренные зубы, отчего его сходство со скелетом только усиливалось.

– Отравление суррогатами алкоголя! – доложил врач.

– Какими на хрен суррогатами?! – немедленно возмутился пациент, пытаясь сесть на каталке. – Вы что говорите, доктор? Я суррогаты не пью!

«Сейчас начнет перечислять свои любимые марки», – подумал Данилов. По красной физиономии пациента и исходящему от него запаху было ясно, что употребил он прилично. Даже очень.

– И самые дорогие коньяки подделывают, – успокаивающе сказал доктор, придерживая пациента. – Осторожнее... Миша, помоги-ка!

Вдвоем с фельдшером они переложили пациента на кушетку, рядом фельдшер поставил портфель. Переложили, конечно, преждевременно, не дожидаясь, пока Данилов скажет, что принял его. Данилов возражать не стал – с кушетки свалиться труднее, чем с каталки. И не так опасно. А в случае чего – переложат обратно, никуда не денутся. Прошли те времена, когда «скорая» могла внаглую оставить привезенного больного в приемном покое, послав дежурного врача с его возражениями на три веселые буквы. Нынче за один такой эксцесс вылетишь с работы ласточкой. Вольной, беззаботной птицей.

– Взяли из офиса, праздник у них растянулся на несколько дней, – сказал врач «скорой» и, не дожидаясь, пока Данилов поинтересуется, с какой стати ему под видом отравления привезли банальный запой, добавил: – Также жаловался на преходящее резкое ухудшение зрения, вплоть до полной потери, кровь в моче, неукротимую рвоту. Так ведь, Алексей Елизарович?

– Так, – подтвердил Алексей Елизарович. – И еще вкус во рту неприятный, металлический, вроде ржавую железку сосал.

– А обычно какой? – поинтересовался Данилов.

– Что, не знаете, каково во рту с похмелья? – Взгляд пациента из снисходительного стал удивленным. – Как кошки насрали!

«Да, действительно, – подумал Данилов. – Ну ты и спросил, Вольдемар».

– Диабета в анамнезе нет, – добавил толстый врач. Данилов был склонен подозревать, что преходящее ухудшение зрения, если таковое имелось, вызвано не столько качеством спиртного, сколько его количеством. Кровь в моче может оказаться последствием поедания винегрета – свекла, как известно, окрашивает мочу в красный цвет, ну, а насчет вкуса ржавого железа и говорить нечего. Но с другой стороны, нельзя отказывать в госпитализации, если ты на сто двадцать процентов не уверен в своей правоте. А вдруг и зрение пропадало, и кровь в моче была и есть? Действительно, разве мало подделывается дорогого алкоголя? Если вдуматься, то его подделывать не менее выгодно, чем гнать «паленую» водку. Объемы, конечно, меньше, но и навар с каждой бутылки не в пример выше. Да и сотрудники в супермаркете могут умело снять пробку, не откручивая ее, не деформируя и не царапая, выпить двадцатилетний французский коньяк (все ведь в жизни хочется попробовать, не так ли?), налить в опустевшую бутылку какой-нибудь бурды, закупорить по новой и выставить на стеллаже. Что – не бывает такого? Да сплошь и рядом!

– Оставляйте, Данилов принял.

– Автограф, пожалуйста.

Данилов расписался, подождал, пока Таня задаст несколько положенных при оформлении истории болезни вопросов, попутно узнал, что Алексей Елизарович работает генеральным директором на некоей фирме, в названии которой на полдюжины согласных звуков приходится один гласный, и приступил к осмотру.

– Татьяна, ты очень занята? – в смотровую заглянула старшая сестра приемного отделения. – Можешь зайти ко мне на минуточку?

– Иди, – разрешил Данилов. – Кардиограмму я сам сниму.

Налет на языке, слегка учащенный пульс, незначительное повышение давления, болезненность при пальпации в левом подреберье... Больше ничего при осмотре выявить не удалось. На кардиограмме ничего крамольного тоже не было – нормальная такая кардиограмма, дай бог каждому.

Вернулась Таня.

– Сколько можно перекраивать график! – возмущенно сказала она, но Данилов сделал вид, что ничего не слышит. Он не любил обсуждать посторонние проблемы, как рабочие, так и нерабочие, при пациентах.

Даже не то чтобы не любил, а считал недопустимым.

– У меня к вам такое предложение, Алексей Елизарович, – сказал он, когда пациент оделся и сел на кушетку.– Полежите сутки у нас в приемном отделении. Понаблюдаем за вами, «промоем» организм, окончательно определимся с диагнозом и решим, что делать.

– Какие могут быть варианты?

– Или положим вас в отделение, или, что наиболее вероятно, выпишем домой, убедившись, что вашему состоянию ничего не угрожает.

– Вы только убедитесь, – попросил пациент. – Я ведь приехал к вам не потому, что мне жить негде, а потому, что в этот раз почувствовал себя не так, как прежде. Реально – хуже почувствовал...

– Непременно убедимся, – пообещал Данилов. – И кардиограмму снимем в динамике, и вообще сделаем все, что требуется. Иначе для чего вас оставлять?

– Я вас отблагодарю! – пообещал пациент.

– Благодарности принимаются исключительно в словесной форме, – строго сказал Данилов.