Правда об Ираке, или Битва в Месопотамии - Анатолий Уткин

Объяснение чаще всего заключается в том, что «ускорившееся в 1990-е годы стремление к наднациональной справедливости оказалось в начале двадцать первого века оттесненным на обочину общественной жизни в результате всеобщего обращения к проблеме глобального терроризма». Была упущена совокупность возможных инициатив, особенно важны среди которых всеобщая демилитаризация, создание миротворческих возможностей у ООН, предоставление нового «плана Маршала» для таких регионов как Африка и Карибский бассейн. В отличие от финала двух мировых войн, окончание «холодной войны» не породило массовой волны, направленной на обновление мира. И этим воспользовались американские неоконсерваторы. Рухнувший мир Вестфальской системы, где суверенитет отдельной страны был некой гарантией общего мира, вывел мир к четырем тупикам:

1. Мировой рынок. Представление сторонников глобализации, что рынок важнее традиций, локальных лояльностей, цивилизационных особенностей оказалось наивным конструктом, искаженным видением меняющегося мира, который наряду с нарастающим материальным могуществом, укрепляет цивилизационные, религиозные и этнические особенности.

2. Мировое правительство оказалось неприемлемым самой мощной силе планеты – Соединенным Штатам; курс на мировой международный центр оказался наивным в свете веры Вашингтона в свое всемогущество, не менее чем с презрением смотрящего на администрацию ООН и других международных организаций.

3. Мировая деревня споткнулась на эффекте глобальных медиа именно в свете поляризующего, а не сближающего характера телевидения, Интернета, CNN и пр. Замены гражданства нетизацией не произошло, и мнимая деревня не стала сообществом все более близких друг другу индивидов.

4. Сентябрьский ужас придал новое значение проблеме безопасности и мир разменял легкость каналов общения на строгость отгородившихся потенциальных жертв. Американское военное доминирование, основанное на милитаризации космоса, стало национальным американским ответом (за неимением более убедительных ответов) – или таких, за которые стояли бы миллионы.

Все эти четыре ответа можно считать тупиковыми, как сверхреакцию на «черный сентябрь», неспособные восстановить вековую стабильность. Дорога, избранная «демократическими империалистами» президента Буша-мл. и его неоконсервативным окружением, несут с собой опасность всемирного ожесточения.

При внимательном отношении еще до окончания «холодной войны» существовали ясные указатели того, что «западная» модель будущего отдельных государств и мирового сообщества в целом являлась неприемлемой для многих стран, особенно стран Юга. Общее восстание «южан» предвосхищала иранская революция 1978–1979 гг. А общим «теоретическим» восстанием явилась концепция «столкновения цивилизаций» Хантингтона, отвергнувшая успокоительные идеи мирового сближения, глобализации. Противопоставление культуры экономике создало благоприятные условия для религиозного возрождения. И именно тогда, когда крушение берлинской стены давало Западу шанс создания более устойчивого мира, западный мир стал игнорировать первостепенные проблемы: распространение оружия массового поражения, придание миротворческих функций Организации Объединенных Наций – что единственно могло остановить кровавое буйство этноцентризма.

То обстоятельство, что мировому Северу не удалось сократить разрыв с бедным Югом, что более половины человечества живут менее, чем на 2 доллара в день, не имея при этом ни адекватной питьевой воды, ни самой примитивной медицины – так или иначе отзовется на мировых судьбах. Что касается мировой организации, то пока не видно альтернативы ООН. Этому противостоит то обстоятельство, что американцы стремились манипулировать Организацией Объединенных Наций еще до вторжения в Ирак, а затем предпочли игнорировать эту организацию полностью.

Мировым откликом на стремление США осуществить глобальное доминирование станет возрождение основных планетарных религий – они выступили против «монопольного американского контроля над милитаризацией космоса и океанов»[285].

Что же несет иракский опыт? История так или иначе питает своей мудростью. «Существует вероятие того, что бремя оккупации Ирака, дискредитация причин, побудивших США начать войну, произведет политический переворот в Соединенных Штатах в сторону уважения базовых прав и принципов международного права, в сторону увеличения уважения ООН и мирового общественного мнения». Мы слышим голос либеральной Америки, чье сознание не помутилось от имперского всевластия.

Напомним, что в 1998 г. конгресс США принял «Закон об освобождении Ирака» – Вашингтон оказал поддержку эмигрантскому альянсу во главе с Ахмадом Чалаби. А во время всеобщих выборов в Ираке в 2005 г. эта группировка не смогла заручиться на выборах ни одним голосом, что говорит о непонимании американцами той страны, которую они решили осчастливить.

В Ираке администрация Буша меняла raison d’etre от разоружения, к изменению режима и, в конце концов, к демократизации. Военная фаза войны (вполне объяснимо) оказалась более осуществимой, чем умиротворение несчастных иракцев и возвращение цивилизации в их жизнь.

Возобладание в Ираке настроило администрацию Буша на жесткое давление на соседние неугодные режимы – в Сирии, Ливане, Иране ради осуществления очевидного желания смены режимов в этих странах. Вторая задача, которую поставил перед собой Вашингтон – лишить Организации Объединенных Наций глобальных регулятивных функций. Самым высокопарным образом говорит об этом провозглашенная в сентябре 2002 года Национальная Стратегия Безопасности, в тексте которой говорится о «распространении благ свободы по всему миру» и о том, чтобы «сделать мир не просто безопаснее, но лучше». Вот коронный абзац этого документа: «Соединенные Штаты должны и будут поддерживать способность нанести поражение любой попытке любого противника – будь то государство или негосударственная действующая сила – навязать свою волю Соединенным Штатам, нашим союзникам и нашим друзьям. Мы будем поддерживать уровень вооруженных сил, достаточный для выполнения наших обязательств и для защиты свободы. Наших сил достаточно, чтобы разубедить потенциального противника начать военное строительство в надежде превзойти или встать на равных с мощью Соединенных Штатов»[286].

По мере того как американская армия и ее союзники истребляют живую силу Ирака, крушение Ирака в реальности открывает дорогу к лидерству в ближневосточном регионе шиитам, которые всегда были меньшинством в мусульманском мире, но волею обстоятельств – и американской политики – вырвались к командным высотам в регионе. Транснациональные исламские группы смотрят теперь на Иран, мощь которого несказанно возрастет с достижением ядерного статуса. У Ирана, в определенном смысле, нет соперников. Саудовская Аравия слаба в геостратегическом смысле, да ее правящая династия и сама ощущает свои слабые стороны, она готова на отступление ради сохранения династии. Эр-Риад не может замкнуться в авторитаризме и вынужден пойти на политические реформы. Египет сотрясает внутреннее недовольство. Пакистан владеет большим населением и ядерным оружием, но у него неконтролируемое недисциплинированное население, делающее шаткими региональные амбиции Исламабада. Туркам придется смириться с «государством внутри государства – четырех с половиной миллионным Северным Курдистаном в новом Ираке. Иракские сунниты могут оказаться под опекой Саудовской Аравии, хотя боязнь трансплантировать „остров интифады“ может отпугнуть саудовцев.