Возвращение - Геннадий Ищенко

– Одного, слава богу, проскочил! – отчитался я жене после поездки. – Представляешь, он начал набрасывать сюжет, но всё отложил, когда не допустили к архивам. Как-то я не подумал раньше о его связях с Андроповым. Можно было вмешаться год назад и больше ничего не делать, всё пошло бы своим ходом.

– Не знаю, – пожала плечами Люся. – Ну прочитала я сценарий. В общем, интересно, но заламывать руки и всех тормошить…

– Посмотрим, что ты скажешь, когда снимут фильм. Теперь у Лиозновой будет цветная плёнка и намного больше денег, поэтому он должен получиться лучше. Знаешь, какой трещоткой они снимали в моей реальности? И закончат не в семьдесят третьем, а раньше.

– Когда с ней встретишься?

– Завтра отпрошусь с занятий у Сергея Аполлинариевича и съезжу на «Мосфильм».

Как только Герасимов узнал, что Государственный комитет по кинематографии заказал «Мосфильму» снять по моему сценарию многосерийный фильм, я был моментально освобождён от занятий.

– Жаль, что ты не показал свой сценарий нам, – сказал он мне. – Наверняка нашлось бы что подсказать. Ну ладно, ни пуха тебе ни пера!

Как положено, я послал его к чёрту, вызвал машину и через полчаса сидел в кабинете генерального директора «Мосфильма» Сурина.

– В первый раз вижу, чтобы из Госкино был такой заказ по работе начинающего сценариста, – сказал он, прочитав письмо, подписанное председателем комитета Романовым. – Мы найдём вам режиссёра.

– Извините, Владимир Николаевич, – решительно сказал я. – Я хочу снимать фильм только с Лиозновой.

– А почему именно у Татьяны Михайловны? – с любопытством спросил Сурин. – Она сейчас свободна, и у меня нет возражений, просто интересно, чем вызван выбор.

– Она прекрасный режиссёр, замечательная женщина и выпускница моего учителя. Этого достаточно?

– Дело ваше, – сказал он, поднимаясь из-за своего огромного стола. – Пойдёмте, я вас провожу, чтобы не заблудились.

Лиозновой было уже сорок четыре года, и я не видел её фотографий в этом возрасте, поэтому не сразу узнал. Директор представил меня, попрощался и вышел.

– Извините, – обратился я к присутствующим в комнате женщинам. – Мне нужно поговорить с Татьяной Михайловной наедине.

– Пойдёмте ко мне, – поднялась одна из них, с крупными чертами лица и курчавившимися волосами. – Это рядом, и никто не будет мешать… Рассказывайте, что у вас ко мне за дело, – сказала она, когда мы вошли в небольшую комнату, обставленную письменным столом, книжным шкафом и несколькими стульями.

– Прочтите, пожалуйста, письмо, – сказал я, передавая конверт.

– Заказ, – задумчиво сказала она, как-то странно посмотрев на меня. – И вы выбрали меня? Расскажите о теме.

– В фильме будет двенадцать полнометражных серий, – начал объяснять я. – В конце войны в самом сердце рейха работает наш разведчик. Для съёмки вам выделят любые разумные средства, современные кинокамеры и в необходимом количестве цветную импортную плёнку. Но есть и условие. Сценарий нельзя менять, как и состав актёров. То же касается композитора. Есть рекомендации по съёмочной группе и дополнения к основному сценарию. Здесь возможны изменения, хотя я был бы рад, если бы их не было.

– Шаг вправо, шаг влево… – насмешливо сказала она. – А если я откажусь работать на таких условиях? Вы же вяжете меня по рукам и ногам!

– Давайте договоримся так! – сказал я, раскрывая папку. – Я оставляю все материалы. Вот это основной сценарий, с него и нужно начинать. Это дополнения по съёмкам, а здесь организационные вопросы. Понравится – возьмётесь, нет – я найду кого-нибудь другого. Вот рецензия Юлиана Семёнова. Да, забыл сказать, что КГБ даёт консультантов и окажет всю возможную помощь. Вот мой телефон. Звоните, когда примете решение или в чём-нибудь будет нужда.

– Тебя Герасимов ещё не выгнал, демон-искуситель? – спросила Лиознова. – Откуда такая поддержка? Брежнев помог?

– Почему Брежнев? – спросил я.

– Пол-Москвы знает, что он неравнодушен к тебе с Людмилой, – ответила она. – Ладно, оставляй свой сценарий. Пока я с ним не ознакомлюсь, нам не о чем разговаривать.

– Ну как? – спросила жена, когда я встретил её возле института после окончания лекций. – Берётся?

– Сначала ознакомится, – сказал я. – Пойдём в машину. У меня нет ни малейших сомнений в том, что возьмёт сейчас, если взяла тогда на гораздо худших условиях. Считай, что фильм уже снят.

Мы только что вернулись со съёмок «Голубого огонька», немного устали и хотели отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась одна неделя.

– Как снялись? – спросил Ерёменко. – Сколько песен?

– Спели одну песню и валяли дурака, – ответила Люся. – Этот «Огонёк» получился весёлым. В первый раз снимали почти без сценария, я думаю, что зрители это оценят.

– Вы так и не купили гостевые тапки? – спросила Белохвостикова.

– Забыл, – признался я, сбрасывая тапочки. – Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.

– Чай – это хорошо! – сказала Бондарчук. – Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьёт только воду, хоть подсластим жизнь тортом.

– Хочешь погибнуть в самом расцвете? – сказал я. – Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.

– Ничего, – засмеялась она, – я успею выйти замуж, даже не один раз, а потом пусть всё гибнет! Будем стелить скатерть?

– Обойдётесь, – сказала вышедшая с кухни жена. – Николай, раздвигай стол. Вы сегодня по поводу или просто так?

– Тебе нужен повод? – спросила Белохвостикова. – Сейчас придумаю. Окончание семестра подойдёт? Нам, ребята, осталось учиться пять месяцев, а потом свобода!

– Свобода была в детстве, – сказал я, разливая чай по чашкам, – только никто её не ценил, наоборот, все стремились стать взрослыми. Теперь у тебя, Наташа, впереди одни обязанности. На работе придётся вкалывать, потом муж…

– Какой муж?

– А я знаю? Первый, второй, может быть, даже третий. С твоими внешними данными… И дети от первого брака, от второго…

– Люся, я сейчас загрызу твоего мужа! – пообещала Белохвостикова.

– Грызть не дам! – сказала жена. – Это можно только мне, а тебе разрешаю его стукнуть. Только он не почувствует твоей ладошки. Принести скалку?

– Если меня за каждую шутку бить скалкой, быстро кончусь, – предупредил я жену. – Пострадает весь мир, но ты – в первую очередь. Послушайте, может, кто-нибудь голоден? У нас ничего нет, кроме колбасы и паштета, но бутерброды можно сварганить.

– Мы не голодны, – отказался Николай. – Поели у Наташи, а потом со съёмок явился её отец и всех разогнал. Мы подумали, что вы уже дома, и не ошиблись. Так что хватит торта. Только включите телевизор, сейчас будут новости.