Невеста ветра - Наталия Осояну

— Если загадка будет разгадана, твоя служба закончится?

Она кивнула.

— Ты сможешь вернуться в мир, к людям?

— Зачем? — она устало махнула рукой. — Мой дом здесь. Просто я буду знать, что последняя воля Госпожи выполнена… мы на месте, кстати.

Голем остановился, врос в землю. Кругом простиралось море листвы, деревья колыхал ночной ветер, и Эрдану стало очень холодно — он огляделся и увидел бледные лица своих спутников. Даже Кристобаль слегка растерял уверенность, но магусу не впервой было возрождаться из пепла.

— Спускайтесь, — проговорила Рэй. — Вас ждут.

Сама она не двинулась с места.

…Внизу было совершенно темно и очень сыро; одного за другим их начал колотить озноб. «Сейчас», — пробормотал Крейн и вытянул правую руку вперед; на кончиках его пальцев замерцали огоньки, освещая странное место, где им предстояло разгадать загадку Двуликой госпожи.

Это была поляна, окруженная высокими неохватными деревьями, покрытыми от старости седым мхом. Кругом не было ни одной живой души, кроме неосторожно прошуршавшей в ветвях не то белки, не то летучей мыши, явно оказавшейся тут случайно. Тишина оказалась гнетущей, неприятной — если поддаться этому ощущению, понял корабел, то запросто сойдешь с ума. Он огляделся: со всех сторон их обступали деревья, над головой едва просвечивали сквозь густую крону холодные звезды, но почему-то казалось, что они находятся в могиле. Должно быть, именно это чувство так сильно испугало Умберто, когда они с товарищами случайно обнаружили склеп и изваяние Двуликой, кем бы она ни была.

Кристобаль шагнул вперед и вдруг замер, уставившись себе под ноги. Эрдан невольно последовал его примеру и поначалу не понял, что именно заставило магуса остановиться, а потом осознал, что стоит не на земле, а на каменной плите и такими плитами вымощена почти вся «поляна». Вслед за этим он разглядел и кое-что другое.

— Развалины, — сказал Кристобаль взволнованно. — Здесь когда-то был дом… и двор… смотрите, вон там стена! И там тоже…

«Да, — беззвучно согласился корабел. — Здесь была богатая усадьба. Не дворец, но все-таки большой дом… наверное, красивый, полный света и веселых голосов… полный радости…» Он так подумал, хотя понимал, что сам себя обманывает: раз мир оказался слишком черствым и жестоким для любви, в этом доме не могло быть много радости. И самое главное — с тех пор миновало столько лет, что деревья раздробили прочный камень, превратили его в пыль. Пройдет еще немного времени, и останется только память о той, что жила здесь когда-то давно.

— Дом Двуликой госпожи? — тихонько спросила Эсме.

— Вот именно! — послышалось в ответ, и слова эти произнес не человеческий голос.

Посреди поляны, бывшей когда-то внутренним двором, возникли два светящихся столба — их верхушки терялись где-то в кронах деревьев. Один был золотистым и светился так ярко, что глазам было больно смотреть, другой же казался сгустком мрака, лишь ненамного темнее окружавшей их тьмы. Существа не имели лиц или глаз, но все-таки их взгляды пронзали, причиняя ощутимую боль.

…В год, когда звезды перестали падать с неба, явились к нам двое — ни к роду людскому, ни к морскому не принадлежали они и Основателями тоже не были. Был ликом черен один, а другой — светился золотом, точно полуденное солнце; ростом были они выше прибрежных скал. И сказали двое: «Плачьте! Ибо не стало госпожи, а значит, грядет время Великого шторма…» А потом оба растворились в тумане, и больше их никто не видел…

— Вы пришли, чтобы получить то, что хранится здесь?

— Да, — хрипло ответил Крейн.

— Тогда ответьте на наш вопрос.

Эрдан внезапно перестал бояться. Перед ними была ожившая легенда, такая древняя, что просто захватывало дух: эти существа, кем бы они ни были, видели эпоху Основателей, когда мир был молод и по небу летали крылатые машины. Если Звездочет и впрямь наделен даром предвидения, то Кристобалю суждено выдержать испытание… и тогда, быть может, оживут другие легенды.

— Пусть один из вас… — На мгновение они замолчали, словно обдумывая вопрос. — Пусть один из вас покажет, что познает тот, кто осмелится, глядя в зеркало, увидеть свое отражение с другой его стороны?

Крейн вздрогнул.

«Вот как… — ошеломленно подумал Эрдан. — Заступница! Мы же все это время знали этот вопрос, но не принимали его всерьез… что же теперь будет?»

— У нас есть время подумать? — спросил Крейн.

— НЕТ! — раздалось в ответ, и вслед за этим голоса существ впервые разделились.

— Вы знаете разгадку, — сказал высокий голос, принадлежавший, должно быть, золотому стражу. — По крайней мере, один из вас точно знает.

— Один из пяти, — сурово подытожил черный. — Но у вас всего три попытки.

— Тогда я попробую первым, — сказал магус.

Он еще никогда не вызывал феникса так — не шевельнув и пальцем, просто обратившись к огню силой мысли. На их глазах за спиной Кристобаля раскрылись ослепительно пылающие крылья, ничем не уступавшие крыльям Джа-Джинни; он обернулся на мгновение и посмотрел горящими глазами на Эсме. Целительница с трудом выдержала этот взгляд.

— Если зеркало отразит мое лицо, то с другой стороны будет огонь, — проговорил он изменившимся голосом. — Память огня живет во мне, но не смешивается с теми воспоминаниями, которые собирает человеческая сущность… хотя иной раз пламя вырывается на свободу. Оно прожорливое и жестокое, и если я не сумею с ним справиться, отражения поменяются местами… — Он чуть помедлил. — Видя оба своих отражения, я познаю самого себя, потому что пламя — тоже я. И когда оно убивает, вина ложится на меня.

— Ты честен, — сказали стражи. — Не каждый сумеет признаться в таком даже перед самим собой, но ответ неверный. Ты давно познал то, о чем сейчас рассказал, и зеркало тебе не нужно. Твое испытание впереди, а теперь дай шанс тому, кого изменит ответ на этот вопрос, изменит окончательно и бесповоротно.

Одним шансом меньше. Эрдан ощутил горечь во рту, наблюдая, как Феникс покорно склоняет голову и отступает. Что же теперь будет? Кто осмелится бросить вызов стражам?..

— Позвольте мне? — спросил Грейди.

Голос матроса тоже стал другим, и внезапно Эрдан все понял — он посмотрел на Крейна, но тот сложил крылья так, что лица не было видно. «Неужели он все это время знал правду и молчал?»

— Глядя в зеркало, я вижу человека, который отказался от собственного лица, — сказал тот, кто на время принял облик матроса по имени Грейди, и стянул с головы зеленый платок. Даже в темноте было видно, что у корней его рыжие волосы почти на палец были белыми. — Можно сколько угодно оправдывать это борьбой за высокие идеалы, но от правды не спрячешься: я перемерил столько чужих лиц, что позабыл, как выглядит мое собственное, и это ранит меня с каждым днем все сильнее. И хуже всего то, что зеркало мне не поможет… ведь его обратная сторона ничего не отражает. Я познаю лишь собственное бессилие перед лицом судьбы, но это не освобождает меня от необходимости продолжать путь, который всякий раз выбираю не я…