Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945 - Вальтер Гёрлиц

Ольбрихт сообщил о смерти Гитлера Фромму. Этот типичный профессиональный военный, очень сдержанно относившийся к национал-социалистам, испытывал огромное уважение к Гитлеру из-за его удивительной способности оказывать влияние на массы. Фромм, истинный служака, решил подтвердить полученную информацию. Недолго думая он позвонил в «Волчье логово», и Кейтель сказал, что Гитлер остался жив, только слегка ранен. Фромм отказался подписывать приказы по «Валькирии».

IX

Но дело уже завертелось. Гельдорф, начальник полиции, и фон Хазе, комендант Берлина, прибыли на Бендлерштрассе за дальнейшими распоряжениями. Хазе было приказано арестовать находящегося в Берлине Геббельса, хотя первоначально эта обязанность была возложена на Гронау. Как выяснилось, замена себя не оправдала. Хазе был приятным, высоконравственным человеком, но абсолютно неподходящим на роль участника государственного переворота. Он действовал строго по правилам: приведенный в боевую готовность батальон караульной службы перегородил Вильгельмштрассе.

Незадолго до этих событий Гитлер наградил начальника этого батальона, майора Ремера Железным крестом. Ремер не поверил известию о смерти Гитлера. Лейтенант Хаген, национал-социалист, служивший у Ремера, вмешался и предложил позвонить в министерство пропаганды Геббельсу, чтобы он подтвердил информацию о смерти Гитлера.

В это время Штауффенберг появился на Бендлерштрассе и заверил Фромма, что Гитлер погиб. Он сам заложил бомбу и видел, что она взорвалась. Кейтель просто не мог сказать правду, объяснил Штауффенберг Фромму. Тут Ольбрихт объявил, что приказ о начале операции «Валькирия» все равно уже отдан. Фромм пришел в ярость и приказал арестовать офицера, отдавшего приказ от его имени.

Штауффенберг заявил, что если Гитлер жив, то ему не остается ничего другого, как немедленно застрелиться. Переворот обречен на провал, фюрер остался жив, решил Фромм. Ольбрихт попытался убедить Фромма не мешать движению, цель которого спасти страну. Фромм стал угрожать Ольбрихту арестом. Завязалась драка. Заговорщики связали Фромма и заперли в кабинете. Хопнеру поручили охранять командующего резервной армией.

Бек и Витцлебен так и не поняли, удалась попытка или нет, но, независимо от этого, Бек решительно настаивал на осуществлении задуманного плана. Когда Хопнер с некоторой тревогой заметил, что могут начаться народные волнения, Бек уверенно ответил, что готов пойти на риск. Теперь все зависело от армии, успеет ли она захватить намеченные объекты (правительственные учреждения, радиостанции и т. п.). Бек утверждал, что необходимо срочно, пока этого еще не успел сделать Гитлер, объявить народу о перевороте. Бек связался с командующими различными армейскими формированиями, и в первую очередь с Клюге.

После его звонка Клюге позвонил Кейтелю, Варлимонту и Штифу. От них он узнал, что Гитлер жив. Витцлебен, который годами ждал решающего часа, на глазах постарел и поседел. Он сомневался, что удастся быстро захватить столицу. Бек чувствовал себя не лучше. После тяжелой операции он сильно сдал, а последние события буквально доконали его. Молодые офицеры начали сомневаться, действительно ли Бек является тем человеком, который может спасти Германию.

Штауффенберг выглядел единственным, кто не потерял присутствия духа. Он уговаривал Ольбрихта и Бека не опускать руки и продолжать действовать. Звонил по всем военным округам Германии и требовал приступить к выполнению операции «Валькирия». Подбадривал одних, кричал на других, взывал к чувствам третьих, напоминал о присяге, о любви к отчизне. Он был великолепен, страстен, убедителен. Но уже ничего не мог поделать. Бек, ожидая подхода к столице танков, неподвижно сидел в кабинете Ольбрихта, повторяя любимое изречение: «Хороший генерал должен уметь ждать». Ольбрихт, как всегда, сохранял самообладание. Когда Бек поинтересовался у него, станут ли стрелять часовые, если внезапно появится гестапо, Ольбрихт сухо ответил, что не знает.

Минуты складывались в часы, но ничего не происходило, хотя танки давно уже должны были войти в Берлин. Наконец, в 19 часов по радио было передано сообщение о неудачном покушении на жизнь фюрера. Гитлер остался жив и тем же вечером обратился с речью к народу. Создатели плана государственного переворота полностью утратили инициативу.

X

Как оказалось, случай сыграл в этом деле решающую роль. Лейтенант Хаген пошел к Геббельсу, и Геббельсу не стоило большого труда убедить лейтенанта, что Гитлер жив и приказ о том, что высшее командование армии взяло власть в свои руки, не имеет юридической силы. Геббельс мгновенно понял, что начался военный переворот, поскольку солдаты перегородили Вильгельмплац. Он приказал Хагену привести командира. Геббельс заверил Ремера, что фюрер жив, и лично связал его по телефону со ставкой. Ремер услышал такой знакомый голос, который всегда вызывал у немцев взрыв восторга.

Гитлер уже осознал всю серьезность нависшей над ним угрозы и, испытывая крайнее возбуждение, приказался Ремеру принять командование всеми войсками, находящимися в самом Берлине и в его окрестностях. Ремер понял, что наступил величайший час в его жизни. Переворот, начавшийся с приказов, отданных по телефону, закончился телефонным разговором.

К вечеру заговорщики поняли, что ситуация вышла из-под контроля. Им не удалось совершить задуманное. Группенфюрер СС, который вместе с двумя высокопоставленными офицерами пришел арестовать заговорщиков, был, по предложению Штауффенберга, сам арестован. Правда, тут же встал вопрос, что произойдет, когда будут приведены в действие подразделения СС. На этой стадии полковник Мюллер, начальник Общего управления Верховного командования сухопутных войск, решил обратиться с призывом к пехотному училищу и учебному пехотному батальону, находившимся с 7 часов 30 минут в Доберице. Решив, что его страстное обращение не осталось без внимания, Мюллер вернулся в Берлин. Каково же было его удивление, когда он увидел, что улицы пусты, ограждения сняты. Это была работа майора Ремера. Волшебные слова, произнесенные фюрером, упали на благодатную почву. Когда Мюллер увидел вооруженных солдат, идущих по Бендлерштрассе, он решил, что это было распоряжение заговорщиков. На самом деле решение принял майор Ремер, этот диктатор на час.

Тем временем в министерстве происходило что-то наподобие контрреволюции. Офицеры, которые были верны Гитлеру или считали, что стоит воздерживаться от решительных действий, вооружившись пулеметами, пистолетами и гранатами, заняли телефонный узел, освободили Фромма и стали ходить по комнатам, объясняя, что всех ввели в заблуждение, и грозно вопрошали каждого, «за или против Гитлера». Штауффенберга арестовали. Фромм заявил Ольбрихту, Хопнеру и Беку, что теперь он сделает с ними то, что днем они сделали с ним, то есть арестует. Бек отказался отдать пистолет. Тогда Фромм предложил ему застрелиться на глазах присутствующих. При первой попытке пистолет дал осечку. Бек, выстрелив опять, был ранен в голову, но рана оказалась несмертельной. Фромм приказал одному из офицеров прикончить бывшего начальника Генерального штаба, словно он раненое животное. Офицер отдал приказ сержанту, который и сделал смертельный выстрел.

Фромм поспешно собрал трибунал, который приговорил Штауффенберга, Ольбрихта, Квиринхейма и Хефтена к расстрелу. Фромм руководствовался не только и даже не столько страхом, что его могут заподозрить в связях с заговорщиками, а традицией рейхсвера, по которой армия – это государство в государстве, и нельзя выносить сор из избы. Следовало срочно замести следы, избавиться от свидетелей обвинения, пока не вмешались СС. Четырех заговорщиков расстреляли во дворе военного министерства, в роли палачей выступали солдаты. Штауффенберг прокричал: «Да здравствует свободная Германия!», но солдаты выполнили приказ. Эти слова ничего не значили для них. Позже эсэсовцы погрузили тела убитых в грузовик. Место их захоронения неизвестно.