Константа - Александра Лимова

— Не поверишь, как я тебя понимаю! — сердито молвил Константин Юрьевич, ткнув рукой в сторону счастливо улыбающейся меня, стоящей у двери в обнимку с коньяком, незаметно стыбренным со стола. Мельком посмотрев на меня и зацепившись взглядом за бухло, Костя резко отобрал бутылку, — а ну отдай. — Фактически швырнул ею в довольно улыбающегося Кота, — на два часа девчонку оставил, она уже бухает и требует мотоцикл. А чего по бл… блудницам-то не поехали?

— Блудницы сами приехали. — Ленивый голос Кати, вышедшей из коридора и оперевшись плечом о косяк арки гостиной, приветственно пошевелившей пальчиками в воздухе, — конничива, Костя Юрич.

Японское приветствие тут же ударило в мысли ассоциацией пикантного провала в постели, произошедшего несколькими часами ранее. Меня, глядящую в пол, перекосило от желания расхохотаться, но я героически держалась, почувствовав предупреждающий взгляд Кости.

— Привет, Катя, брат, — произнес Костя, значительно снизив обороты. — Покрасилась? Тебе очень идет.

— Поседела, — ухмыльнувшись, покивала она, подходя к Коту и опираясь плечом уже о него. — Кость, ты не ругайся, это я тут в большинстве своем анархистский кураж затеяла. Знаешь же, Стасу сложно мне отказать. Проблемы у меня с головой ведь.

— Я сказал, что хочу еще детей от тебя. — Ртуть переливами серебра в глазах, глядящих с насмешкой в сторону и вниз, когда, понизив переливчатый голос с иронией. Фальшивой. Но нужной, потому что лишние свидетели, — а ты только про проблемы с головой услышала.

Вот так. Их бич — влюбляться в женщин, которые могут без них, но не хотят. Влюблять в себя женщин без которых они могут. Но не получается.

Бравада Кати ощутимо и сразу в минус. Даже для меня, слышать подобное от человека, у которого нехилый такой загон на своей болезни, очевидно было, что это не просто важные слова. Да и не слова вовсе…

Боль и вина в светло-голубых отведенных в сторону глазах. Страх и нечеловеческая тоска. То самое, когда понимаешь насколько ты тут лишний. Я успела отвести взгляд от ее лица, невыразимо красивого даже в крайней женской боли, еще до того. Успела до того, как Костя дернул меня за предплечье на себя, отворачивая от них и вежливо попрощавшись, подтолкнул на выход.

Костя вставал сам, без будильника.

Время около семи и он беззвучно поднялся с кровати. Я, подавляя зевок, смотрела сквозь полумрак, как удаляется в ванную. Заслышав приглушенный шум воды, поднялась с постели. Пластик кнопок под пальцами на кофе машине, вкус мяты от зубной пасты на языке, взглядом неотрывно на отражение его силуэта сквозь запотевшие стекла душа.

Упав на живот на простынях, сонно наблюдала как Костя, с полотенцем на бедрах, только было тронулся в гардеробную, но все же изменил маршрут, присев сначала на край постели. Его пальцы по моему лицу, убирая прядь, заправляя ее за ухо, мимолетно, поверхностно едва ощутимо оглаживая пальцем скулу.

Движение почти обыденное, он нередко так делал. Нередко так смотрел. Но в утренней тишине рассвет снова не только за окном.

Приподнялась, просительно задержав его за предплечье. Придвинулась ближе, прикоснувшись губами к его плечу, втягивая его аромат, едва-едва просачивающийся сквозь запах геля для душа. Аккуратно пересела на его бедра, оседлала, обвивая шею и плечи руками, целуя в висок, и обнимая теснее.

Чуть откинул голову назад и губы в губы. Мягко, нежно. Осторожно обнял, скрещивая руки на пояснице, теснее вжимая в себя, размыкая зубы и поверхностно касаясь языком моего. Запуская негу под кожу и мурашки на ней.

Слегка двинулась на его бедрах и он тут же прервал поцелуй, чтобы сообщить ненужное и неважное — да, он не купил другие презервативы. Не нужны, — притянула его голову себе, целуя глубже, обнимая теснее, ощущая ток под кожей от тепла его кожи, горячеющей, как и набирающая силу эрекция.

Снова слабая попытка его протеста — расслабив руки, попытался осторожно отстранить, полагая, что сейчас либо просто дразню, либо все перейдет в оральный секс, а хочется иного. Вот того, что опутывает тяжестью не только вены, но и мысли, утяжеляя их все сильнее, когда снова двинулась по эрекции. Но промолчал, когда настойчиво надавила на его плечи, подсказывая лечь на спину, одновременно чуть приподнимаясь на нем, чтобы убрать ткань, нагретую жаром кожи, его и моей.

Коснулась эрекции, сжала. Кожа исходит жаром, как и он сам, как и то, что в его глазах, снова плавя золото, где почти мольба. И осторожно опустилась на него сверху, сжимаясь от стремительно разрастающегося чувства распирания, крадущего дыхание и пускающего дурман в кровь и разум, все более распыляющийся от вида того, как он с силой прикусил губу и его глаза подернулись поволокой.

Остановилась, заставляя себя сделать вдох, кислорода во вскипевшей крови и так было мало. Он осторожно сжал ягодицы и сжал сильнее, когда двинулась на нем, снова задерживая дыхание и подавляя порыв откинуть назад голову, в которую копьем ударило яркость удовольствия, горячего, тяжелого, сжимающего мышцы и запускающего сердце в неистовый ритм. Приказывая взять такой же. Но это было слишком. С каждой моей попыткой ускориться, ощущала слишком быстрый подвод к своему финишу, пропитанного его запахом, его жаром, мерцанием расплавленного золота.

Костя усмехнулся пересохшими губами. Приподнялся на постели, крепко обхватил за талию и сбросил с себя на прохладу простыней, тут же упав сверху. Движение его бедер было резким и меня выгнуло и повело под ним. Под его руками. Одной, переплетенной с моей, заложенной над моей головой, вдавив в подушку, и второй, стиснувшей бедро ноги, обхватившей его за торс. Ее, этой рукой, повел по моей коже кончиками пальце. По боковой стороне бедра и выше, уходя на живот, по нему снова выше, по вздымающимся ребрам, кзади, за спину, подхватывая, приподнимая на постели, когда вновь двинулся вперед, одновременно углубляя поцелуй, срывая дыхание, сердце и свое имя себе в губы.

Чувство тока внутри острее, они почти лезвием, почти отправляя в паутину парализации любую способность мыслить из-за его силы, когда вдавливал собой в простыни, от ощущения сплетенных пальцев над головой, от вкуса его поцелуев, его горячего дыхания, обжигающего мою и без того пылающую кожу. Дышать было все тяжелее, все сложнее удерживать разум, когда все внутри сплеталось в спирали нарастающего удовольствия, жара, путающего мысли, сжимающего мышцы, сложившееся только в одно имя, срывающееся с покусанных, пересохших губ. Спираль ощущений закручивалась теснее, все почти слилось и остановилось на пагубно тонкой границе. Одно его особо сильное движение и мир померк под взрывом внутри, ударной волной сотрясший меня, не справляющуюся с такой мощью, когда коротило разум осколками мира, впиваясь в него, одаривая вместо боли непереносимым наслаждением. Просто чудом успела осознать, что отстраняется, что уже близок и сжала ногами его бедра, с трудом, но резко подаваясь вперед, опьяненно глядя в глаза, опаляющие тем, что творилось в них. В нем самом. Сквозь все сгущающейся налет удовольствия, готовый вот-вот переродиться в цунами наслаждения, прошивающими искрами мелькнули неверие, надежда, почти мольба. Сорвано улыбнулась, слабеющими ногами сжимая его бедра сильнее, подтверждая. Миллиардные доли секунды и его разорвало.