Даниил Хармс и конец русского авангарда - Жан-Филипп Жаккар

1933 до 1935 г. (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 227). Это немаловажный факт, поскольку перед нами один из многочисленных «сборников», подготовленных автором (все тексты тщательно переписаны). Композиция этого сборника интересна, так как здесь мы можем найти смесь прозаических текстов, «случаев», стихотворений и сценок. Вот перечень: «Пушкин и Гоголь», «Неудачный спектакль», «Математик и Андрей Семенович», «Новая анатомия», «Страшная смерть», «По вторникам под мостовой...», «Виктору Владимировичу Хлебникову», «Послание Казимиру», «Оптический обман», «Окно», «Подруга», «Утро», «Небо», «Первое послание Марине», «Второе послание Марине», «О драме», «Инкубаторный период», «Одна особа...», «Липавского начала мучить...» (четыре последних на одном и том же листе). Итак очевидно, что каждый из этих текстов, опубликованный врозь, должен быть прочитан с учетом других.

622

Липавский Л. Разговоры.

623

См. примеч. 54 к наст. главе.

624

Вот слова Хармса, который указывает, хотя и с некоторой иронией, вневременный характер произведений философа: «Из нас всех Я<ков> С<еменович Друскин> единственный, который при всех условиях жил бы так же, как живет сейчас. Его произведения будут любопытны, хотя бы их нашли через тысячу лет; но не более, чем любопытны» (Липавский Л. Разговоры).

625

Это выражение восходит к двум стихам из поэмы «Кругом возможно Бог» (1931):

Горит бессмыслицы звезда,

она одна без дна

(Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 100—101). Друскин назовет свое большое исследование поэтики Введенского «Звезда бессмыслицы» (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 15).

626

Речь идет на самом деле о «Молитве перед сном», приведенной в заключении к главе 1.

627

Точная фраза такова: «<...> Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, чего до меня никто не делал. Этим я провел как бы поэтическую критику разума, более основательную, чем та (Канта), отвлеченная» (Липавский Л. Разговоры; цит. по: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 251). Хармс тоже вполне мог бы произнести эту программную фразу. По поводу Канта отметим, что в примечании к одной из многочисленных автокопий одного из самых известных текстов Хармса — «Голубая тетрадь № 10» (иногда без названия: «Жил один рыжий человек...») мы читаем: «Против Канта». Этот текст в легендарной «Голубой тетради», давшей название рассказу, где находятся вперемежку дневниковые записи, стихи, рассказы, переписанные и организованные в определенном порядке, и они должны быть опубликованы в этом порядке, намеченном поэтом, а не разбросаны по отдельным изданиям (см.: <Записная книжка...> (1936—1937) // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 75). При этом Хармс не читал Канта (см. по этому поводу примеч. 169 к наст. главе). О «Голубой тетради» см. примеч. 327 к наст. главе.

628

Липавский Л. «Определенное: качество, характер, изменения...» // OP РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 63 и «Строение качеств // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 67. О «жидких существах» см., кроме прочего, работу Липавского «Исследование ужаса», к которой мы вернемся далее.

629

Правильно: Кьеркегор. — Прим. ред.

630

Друскин Я. Чинари. С. 401—403. Речь идет о последних строчках этой публикации.

631

Друскин Я. Чинари. С. 401. Татьяна Николаевна Глебова (1900—1985), член коллектива, созданного П. Филоновым, — Мастера аналитического искусства (МАИ), официально признанного как раз в 1927 г., в год выставки (первой в жанре) в Доме печати (см.: Ковтун Е. Филоновцы в Доме печати // Павел Филонов: (Каталог выставки из собрания Гос. Русского музея). Л.: Аврора, 1988. С. 66). Эта группа относится к тем большим открытиям, которые вновь происходят в Советском Союзе в последние годы. Недавно она обрела право на выставку в Ленинграде (см.: Ефимов П. Филоновцы на Литейном // Нева. 1988. № 10. С. 196—198) и занимает отдельное место в экспозиции Русского музея «Советское искусство 20—30-х годов (1988—1989)» (см.: Советское искусство 20—30-х годов: Каталог. Л.: Искусство, 1988). О Филонове см.: Bowlt J. Pavel Filonov // Russian Literature Triquaterly. Vol. 12. 1975. P. 371—392; специальный № Russian Literature. Vol. 11/3. 1982 (со статьями: Григар М. Павел Филонов и вопросы изучения русского авангарда; Мислер Н. Павел Николаевич Филонов — Слово и знак (по следам архивных материалов)); Ковтун Е. Павел Филонов: (Каталог выставки из собрания Гос. Русского музея). Л.: Аврора, 1988 (на франц. яз.: Paris: Centre Georges Pompidou, 1990); Полозов С. Открытие авангарда: Выставки В. Кандинского, К. Малевича и П. Филонова в Москве // Русская мысль. 1989. № 3801. 10 ноября. С. 15. Отметим еще, что в ту же группу МАИ входила и Алиса Порет, хорошая подруга Хармса, что еще раз доказывает, в какой степени эти течения наслаивались друг на друга (см.: Порет А. Воспоминания о Данииле Хармсе // Панорама искусств. М.: Советский художник, Вып. 3. 1980. С. 345—359).

632

Стерлигов Владимир (1904—1973). По поводу возможности сотрудничества см.: Друскин Я. Чинари. С. 401. Отметим, что Стерлигов иллюстрировал Хармса: «Профессор Трубочкин» // Чиж. 1933. № 8. См. также: Кузьминский К. Стерлигов и Обэриу // The Blue Lagoon. 4A. Neutonville (Mass.), 1983. P. 37—70. Сведения о художнике можно найти также: Авангард, остановленный на бегу. Л.: Аврора, 1989. С. 17—18. См. также примеч. 10, 165 и 166 к наст. главе.

633

Яков Семенович Друскин (1902—1980). Единственная публикация при жизни: По риторични прийоми в музици И.С. Баха. Kieв: Музычна Украина, 1972 (предисл. М. Друскина; переизд.: София, 1987). Он автор перевода книги А. Швейцера «Иоганн Себастьян Бах» (М.: Музыка, 1964, 1965). Друскин сам был музыкантом: в 1929 г. он окончил Ленинградскую консерваторию по классу рояля (см.: Документы об образовании // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 2; Программы зачетных концертов перед экзаменационной комиссией Ленинградской Консерватории 16 февр. 1929 // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 3). Он также является автором большого неизданного труда о музыкальной жизни в Петербурге — Петрограде, охватывающего период с 1802 по 1921 г. (см.: Друскин Я. Концертная жизнь Петербурга — Петрограда. История симфонической культуры Петербурга — Петрограда // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 10). В год смерти философа его брат, известный музыковед Михаил Друскин написал,