Наказание в награду - Элизабет Джордж

– Понятно… – Ясмина даже не попыталась скрыть усталость в голосе. – Этого-то я и боялась.

– Ну, ты же не подумала, что я заехала только для того, чтобы помочь Сати с ее домашней работой. Нам надо поговорить – тебе и мне. В Ладлоу направили копов из Лондона, чтобы они разобрались со смертью этого парня-диакона. Ты знаешь, о ком я? Он убил себя в полицейском участке.

Ясмина сделала глоток чая. Он был слишком слабым – отличительная черта чая, приготовленного Рабией, потому что та совершенно не умела дозировать заварку в пакетиках. Единственным выходом было, если у нее под рукой оказывался йоркширский чай[177]. Она кипятила воду пару секунд, и заварка становилась такой крепкой, что, казалось, эмаль с зубов вот-вот отвалится. Все остальное в исполнении Рабии напоминало слегка подкрашенную питьевую воду.

– Но вы же, мама, не для того приехали, чтобы рассказывать мне о лондонской полиции, – предположила Ясмина. – А про этого «парня-диакона» я действительно слышала. О нем писали повсюду.

– Не писали лишь о том, что с ним ассоциируется фамилия Ломакс, – рассказала ей Рабия. – А так как я своей фамилией в этом контексте не пользовалась, то решила, что ею воспользовалась Мисса. Она говорила тебе, что знала его? Нет? Скажу больше – фамилия Ломакс упоминается в еженедельнике диакона семь раз. То есть она встречалась с ним регулярно. Кстати, детективы из Скотланд-Ярда были у меня уже во второй раз, так что что-то там происходит, и, на мой взгляд, довольно серьезное. Мне удалось их отогнать, но сейчас я уже сомневаюсь, что это надолго.

При этих словах Ясмине захотелось вылезти из ванны, но природная скромность не позволила ей сделать этого – свекровь знала, что делала. Рабия не зря предложила ей воспользоваться пеной. Теперь Ясмина была покрыта только ей и, таким образом, стала заложницей их беседы. Все, что ею оставалось, – это смотреть на Рабию: на это изящное лицо без единой морщинки, честные карие глаза и стройное тело бегуньи на длинные дистанции. А думать она могла лишь о том, что Мисса лгала ей месяц за месяцем, и каждый раз, когда Ясмине казалось, что она наконец докопалась до самого главного, оказывалось, что она вообще ничего не знает.

– А вы говорили с Миссой? – спросила она.

– Прежде чем приехать сюда, я заскочила в этот викторианский музей. Поговорила с Джастином и с ней. Кстати, он говорит, что никогда не возражал против того, чтобы Мисса училась в колледже и университете. Мне показалось, что, по его мнению, согласие с колледжем и универом – это… как же это называется… Такое псевдорелигиозное слово… Ага – это то, что поможет ему получить твою имприматуру[178] на брак между ним и Миссой.

– А что сказала Мисса?

– Об этих рандеву со священником? Сначала она попыталась убедить меня, что нашим именем воспользовалась ее подруга Динь. После того как мы закончили с этой небольшой сказкой, она сказала, что кто-то натравил его на нее, чтобы отговорить от ухода из колледжа. Она думает, что это был ее тьютор. И говорит, что он, как и ты, был против ее ухода, и когда этот священнослужитель – его звали Дрюитт – с ней связался, она решила, что это дело рук тьютора. Это так?

Ясмина понимала, почему Рабия задает ей этот вопрос. И понимала, что ее ответ свекрови не понравится. Но правда лежала где-то посередине между тем, что Ясмина сделала, и тем, что после этого произошло, поэтому она призналась:

– Да, я говорила с ее тьютором, мама. Мисса постоянно меняла свою историю. У меня не было выбора.

– О какой истории идет речь? О том, почему она хотела уйти из колледжа?

– Сначала она сказала, что это все из-за Сати и из-за того, что Сати нужно, чтобы она была дома после…

Ясмина все еще никак не могла произнести эти слова. И попыталась скрыть свою неспособность поставить точку в этой вызывающей мучительную боль смерти тем, что осторожно отставила свой чай в сторону. Вместо чая взяла в руки мыло, как будто собиралась мыться.

– Это случилось на Рождество, и мы с Тимоти смогли отговорить ее. Но после того, как вернулась в Ладлоу, чтобы сделать вторую попытку, Мисса стала жаловаться на голову. Говорила, что не может сконцентрироваться. Она была уверена, что у нее развилась не то дислексия[179], не то синдром дефицита внимания[180], потому что перестала понимать свои научные работы. Говорила, что обязательно провалится. Я попыталась объяснить ей, что такое возможно лишь при серьезной травме головы, но она, естественно, не хотела этого слышать. Просто хотела вернуться домой. Поэтому я поговорила с ее тьютором. Так что да, мама, я уже знаю об этом. Мисса вышла бы из себя, узнай она о моем вмешательстве. Поэтому я попросила его не говорить ей о том, что мы с ним были на связи. Но это и не имело смысла. Мисса сама уже успела поговорить с ним, и он был так же обеспокоен, как и я.

Наверху стопки только что отглаженных полотенец лежало одно из фланели, девственной чистоты. Рабия протянула его Ясмине со словами:

– И он… что? Позвонил викарию?

– Он сказал, что говорил с советником колледжа. Я испугалась, что она не успеет поговорить с Миссой до того, как девочка бросит колледж, поэтому узнала ее имя и сама позвонила ей. Наговорила на автоответчик. Дважды. Вот и всё. Она так и не перезвонила.

Рабия кивнула и, просчитав все возможные варианты, спросила:

– А Тимоти знает обо всем этом?

Ясмине не понравилось то, что было скрыто в этом вопросе.

– У меня нет секретов от Тимоти, – ответила она. И не смогла не добавить с сожалением: – А вот у него такие секреты есть, Рабия.

«Рабия» вместо «мама» говорило о том, что если ее свекровь захочет поговорить об этом, Ясмина с удовольствием это сделает, но беседа будет очень непростой.

– Мы сейчас не Тимоти обсуждаем, – заметила Рабия. – Он должен сам справиться с тем, что грызет его изнутри… и мы не можем заставить его это сделать.

– Поверьте мне, дело зашло гораздо дальше, чем единичные срывы, – сказала Ясмина. – Но вы не волнуйтесь. Мы будем продолжать копаться в этой грязи, пока кто-то не пересчитает свои таблетки и не начнет задавать вопросы. – Увидев боль на лице Рабии, она добавила: – Мне жаль, мама. Очень жаль. Но это все из-за вашего вопроса… Нет, позвольте мне все-таки ответить. Я сказала Тимоти, что собираюсь сделать, – что я буду звонить тьютору Миссы. А он сказал, что я вмешиваюсь в ее жизнь. И когда она все-таки ушла в марте из колледжа, он во всем обвинил меня. Сказал, что это я ее заставила. Что если б я дала ей возможность разобраться во всем самой, она приняла бы правильное решение. И все было бы хорошо.