Дом на городской окраине - Карел Полачек

Приподнятые брови дают понять, что он против интимных взаимоотношений между господами и слугами.

Это приводит Михелупа в смущение, но в душе он нахваливает своего шофера: «Сразу видно — воспитанный человек… Прошу извинить, во время службы я не пью… Вот как надо…» И вспоминает учащегося Гарри Поха: «Тот готов был и меня сожрать с потрохами. Ему не жаль. Даже не спрашивал, можно или нет: жрал и пил без спросу, если смею употребить такое грубое выражение. Только вспомнить его здоровенные зубы — жуть берет. Такого охламона свет не видывал. Хорошо, что я его выставил… Зато пан Людвик может давать молодым людям уроки приличного поведения. Поглядишь — и душа радуется. Превосходный человек! Надо бы ему что-нибудь купить, не знаю только, принято ли это…»

Но и в благородную резиденцию господ находят пути некорректные, грубые письма. Их не убывает, более того, кажется, их даже прибыло. Почтовый ящик на дверях каждый день переполнен. Среди этих писем бывают и серые неприглядные конверты из официальных учреждений. Они содержат жалобы кредиторов.

Лавочник, не подозревая, какие изменения произошли в доме бухгалтера, как прежде, врывается в квартиру и с криками домогается уплаты долгов. Пани Михелупова меряет нахала взглядом через невидимый лорнет. Гордо вскинув голову, она сверлит глазами ничтожного плебея, который позволяет себе орать в ее присутствии.

— Милый человек, — снисходительно произносит она, — незачем так кричать. Я к этому не привыкла, понимаете? Можете спокойно идти, скоро вам будет заплачено…

Торговец поначалу сбит с толку ее недосягаемым тоном. Но вскоре, опомнившись, вопит с новой силой:

— Я хочу получить свои денежки, понимаете, дамочка? Хочу получить назад только свое. Без конца слышу, что будет уплачено, да посулами сыт не будешь. Хватит. Я передаю счета пану доктору права.

В тот же миг пани Михелупова забывает, что она благородная дама. В ней просыпается женщина из народа, которая на одно слово отвечает десятью.

— Кто тут для вас дамочка, вы, грубиян неотесанный?! — кричит она. — В моем доме никто не будет разевать пасть! Я научу вас приличным манерам, негодяй!

С пылающим лицом она воинственно шагнула вперед.

Лавочник чуть поутих. Собравшись с духом, он жалобно произносит:

— Я вам тоже не милый человек. В соответствии с параграфом тридцать восьмым я мелкий торговец. Как вы со мной, так и я с вами. Вы кричите, а я не должен разевать пасть? Отдайте мне мое, и я пойду восвояси. Мне тоже никто ничего не дает даром.

— А мы от вас даром ничего и не хотим, — кричит хозяйка. — Мы вам заплатим, как только…

— Когда? — насмешливо спрашивает лавочник.

— Завтра! Завтра же получите свои деньги, а теперь проваливайте. Мне некогда.

Лавочник сокрушен и печально шлепает вниз, но, дойдя до первого этажа, вновь собирается с духом и вопит:

— Побирушки несчастные! Я не краду, для меня деньги на улице не валяются. Еще будут наскакивать! Ого! Вот передам счета пану доктору права. Я себя в обиду не дам!..

Вскоре пришлось хозяйке замка принять еще одного неприятного посетителя. Явился человек с портфелем и показал ей какую-то бумагу. Благородная дома попыталась фехтовать невидимым лорнетом и сверлить посетителя гордым взглядом. Но это на него не подействовало. Сухим голосом он сообщил, что похоронное бюро возбуждает против Михелупа дело о принудительном взыскании по неоплаченному счету за торжественные похороны покойной бабушки. Непрошеный гость огляделся по сторонам, подошел к шкафу и начал без зазрения совести ощупывать одежду. Из литературы и кино пани Михелупова знает, что старые дворянские семьи нередко оказываются в когтях ростовщиков. Сокрушенная горем, она падает на стул и закрывает лицо руками. Бесчувственный судебный исполнитель шастает по квартире, осматривая вещи. Налепил на мебель круглые этикетки, означающие, что пузатые шкафы, которые с давних пор неподвижно стоят на своем месте, в один прекрасный день могут покинуть гостеприимный кров бухгалтера и оказаться на аукционе. Там сии благородные предметы окружит кричащая толпа; корыстные торговцы будут прикасаться к дивану баронессы Аспас, к горке и ко всем предметам, с которыми связаны воспоминания; покупатели станут набавлять цену, чтобы завладеть вещами, приобретенными со скидкой и выгодами.

Пани Михелупова видит свою обстановку развеянной по лавкам старьевщиков и горюет над разорением семьи, чей замок продали с торгов. Изгнанная из родного дома, она возьмет детей за руки и поведет их в бедное жилище, где будет жить воспоминаниями о былом счастье. Но каждый угадает в этой сломленной обстоятельствами женщине ее высокое происхождение; ее тонкие манеры выдадут, что она получила благородное воспитание и знала лучшие времена…

58

Вечер склонялся над полями и лесами, на потемневшем небе мерцала одинокая, затерявшаяся в бесконечных просторах звезда. По дороге мчалась длинная вереница машин, унося людей, приятно утомленных прогулкой. И в этой веренице летел мотоцикл Михелупа, неся в похожей на турецкую туфлю привесной коляске двух детей. Впереди сидел шофер Людвик Марган, а за ним — бухгалтер, веселый и довольный. Он гордился молодым человеком в шоколадной форме, гордился золотыми буквами «Р.М.» на его фуражке, гордился тем, что мотоцикл и особенно пан Людвик привлекали всеобщее внимание.

«Сегодня мы всласть попользовались жизнью, — говорит себе бухгалтер, — побеседовали со многими уважаемыми людьми, надышались свежим воздухом, набрались новых сил, а завтра снова на работу! Так оно и должно быть. Всю неделю трудимся, промышляем и хлопочем, а потому в воскресенье нужно хоть немного поразвлечься…»

Молодой человек в коричневой форме сидит прямо, глаз у него зоркий, опытной рукой он осторожно ведет машину. Он не из тех опрометчивых, честолюбивых людей, которые несутся сломя голову, обгоняя друг друга, он безо всякого неудовольствия пропускает вперед шикарные машины, спортивные кабриолеты и даже медлительные обшарпанные автомобильчики, купленные из третьих рук.

— Прошу вас, извольте, — произносит Михелуп, когда за их спинами раздаются нетерпеливые гудки. — Мы не торопимся. Если кто хочет свернуть себе шею, я не могу запретить. Мы не новички, которые любят себя показать, мы старые, опытные мотоциклисты…

У городской черты Михелуп заплатил за проезд по мостовой, и вот уже мотоцикл мчится по кривым улочкам Браника.

— Алло, пан Людвик! — воскликнул бухгалтер.

— Слушаю, хозяин.

— Тут надо сильнее гудеть, — поучал его Михелуп. — Больше сигналить. В этих местах такой порядок.

Казалось, шофер не понимает. Бухгалтер пояснил:

— Однажды я заплатил тут штраф за то, что мы не гудели. Это обошлось мне в пять крон. Не хотелось бы обжечься еще раз. Пять крон ни за что, ни про что, разве не жаль?

Шофер стиснул клаксон, и тот дважды лаконично квакнул.

— Этого мало, — настаивал Михелуп. — Гудите больше.