Без надежды на искупление - Майкл Флетчер

Но этого он не мог позволить.

Бедект прокричал:

– Будешь служить в аду! – и бросил топор в жирного поработителя.

* * *

Огонь вскипал из раскаленного нутра Гехирн, обжигал ей язык, а потом вырывался меж стиснутых зубов. Ее ряса и мантия, давно уже перепачканные и разваливающиеся, вспыхнули. Жижа у ее ног вздыбилась пузырями и закипела.

Топор, который метнул покрытый шрамами старый боец, раскроил Эрбрехену череп пополам. Цепи покорности, сдерживавшие Гехирн, развалились, и она громко рассмеялась.

«Свободна!» Она плакала, и сначала пламенные слезы были слезами облегчения, но вскоре через них начала изливаться скорбь… и радость.

Потому что она не стала свободна. Этот огонь было не вернуть назад, невозможно загнать ненависть к себе обратно в глубокие потемки ее души.

Это будет ее последний пожар. Она знала это.

Она встречала его с радостью.

Толпа почитателей Эрбрехена все таким же потоком двигалась вперед, с воплями и плачем. Смерть поработителя дала им свободу, но ничто не сможет освободить их от воспоминаний о содеянном. Панический ужас заставил лица вытянуться от страдальческих криков. Они желали смерти и так же сильно хотели убить покрытого шрамами старика за то, что он открыл им глаза.

«Из всего этого нужно извлечь для себя урок, – думала Гехирн, уже теряя контроль над собой. – Никто не говорит тебе спасибо за то, что даешь им увидеть свет».

Но она все равно покажет им свет. Рады они этому будут или нет. Она даст им всем свободу.

Истинную свободу.

Земля содрогнулась от мощного толчка, и несколько сотен отчаявшихся душ стали пеплом. Со всех сторон от земли поднимался пар, жижа вокруг бурлила. Она была не в силах сдерживаться. Грудь ее разорвалась от пылавшего внутри огня. Кровь закипела в жилах.

– Беги! – крикнула она старику.

* * *

Бедект смотрел на хассебранд, не отводя глаз. Кожа женщины засветилась и потемнела, будто ее обожгло изнутри.

– Хватай мальчика и беги! – крикнула хассебранд, и в ее широко распахнутых глазах поразительно голубого цвета была мольба.

От волны тепла, которой его накрыло, у Бедекта пошла пузырями кожа и сгорели последние остатки волос. Ему никак не успеть добраться до этой женщины и прикончить ее до того, как она превратит всю эту смердящую долину в расплавленный камень.

Бедект нагнулся и поднял Моргена на руки. Волдыри на пальцах полопались, из них потекла жидкость. Он не замечал боли. Какое она имеет значение. Он повернулся спиной, укрыв мальчика своим широким торсом, и тогда хассебранд завопила, задергалась и выпустила еще один обжигающий взрыв жара, от которого обратилось в пепел еще несколько сотен холуев.

Тяжело ступая, Бедект пошел прочь, почти не замечая, как пылала та немногая одежда, что на нем еще осталась. Спина превратилась в одну большую сплошную рану, плоть покрылась корочкой, запек-лась и стала бледно-пепельного цвета. Он двигался, с усилием переставляя ноги, и прижимал к себе Моргена, как будто мог его защитить от всего того, что уже произошло. Возможно, мальчик и издавал какие-то звуки, но Бедект их не слышал. Мужчин и женщин, которые готовы были броситься на него, больше не существовало. Впереди открывалось просторное поле, по щиколотку утопавшее в промокшей золе. Горячо было ступать по вскипающей жиже. Одна нога глубоко увязла, и Бедект вытащил ее, оставив в грязи горячий сапог. Сначала одну ногу, потом другую. Кожа на спине расплавилась и облезала длинными полосами.

– Все в порядке, – сказал он Моргену. – Ты со мной. Все будет хорошо. – Хотя бы на этот раз, с надеждой подумал он, он не лжет мальчику.

Когда Бедект уже ковылял вниз с холма, небо позади него вспыхнуло, будто зажгли тысячу костров. Взрывом его швырнуло на землю, и вокруг заревело бесконечное пламя. Он наклонился над Моргеном, стараясь собственным телом, насколько мог, защитить мальчика от огня. Кожа его обуглилась. Когда любая часть тела касалась земли, казалось, что ее опустили в кипяток. Бесконечная мука. Он должен был встать. Ему нельзя останавливаться. Ему нужно унести отсюда Моргена.

Ноги не слушались. Ноздри наполнил запах паленого мяса.

Тьма охватила его.

* * *

Гехирн изо всех сил пыталась сдерживать тот поток эмоций и огня, который вырывался из ее души. Покрытый шрамами старик, тяжело шагая, скрылся из виду по ту сторону холма, унося с собой Моргена.

«Да двигайся ты, черт побери! Беги!»

Она больше была не в силах это сдерживать!

Огонь ничего не оставил от нее. Она стала легким пеплом, который закружился в пламенном урагане. Мир рассыпался, а небеса ярко озарились.

Один последний пожар. Последний пожар, такой красивый. Боги увидят его и поймут.

Бедект со стоном очнулся.

Все не так плохо. Он ожидал, что будет больнее.

Пошевелился – и обожженная кожа везде потрескалась и пошла кровь. Он поднял левую руку и потрясенно посмотрел на нее. Обугленная кость. Странно, что он это место совсем не чувствует, ну да и ладно.

«Ведь это должно быть больно», – ошеломленно подумал он.

Попытался встать, но не вышло. Он скользнул взглядом по всему своему телу и увидел, что от его ног тоже остались только обгоревшие культи.

«И там мне тоже должно быть больно».

Внимание Бедекта привлек чей-то кашель, и он, опираясь на оставшуюся руку, с трудом повернулся посмотреть. На него, приоткрыв один подбитый глаз, глядел Морген; его лицо было до неузнаваемости обезображено побоями, а руки согнуты там, где природой им не положено, все суставы или жестоко сломаны, или вывихнуты. Бедекту случалось видеть, как от менее страшных ран умирали взрослые мужчины.

– Я видел тот огонь, – прошептал Морген так тихо, что Бедект вынужден был потянуться к нему поближе, чтобы расслышать.

– Да, был большой пожар, – согласился Бедект.

А вот и боль, которую он ожидал почувствовать. Горло было обожжено, так что говорить оказалось мучительно больно. Легкие как будто сварились.

– А что с Гехирн?

– С кем? – прохрипел Бедект.

– С той хассебранд.

– Она мертва. Все мертвы.

– Ну и хорошо.

– Морген.

– Да.

– Со мной все кончено. Твоя приятельница-хассебранд убила меня.

– Ты еще не умер.

– Скоро умру. – Очень скоро.

Бедект почувствовал, что вот-вот отпустит все то, что связывало его с жизнью. Его манила тьма, чьи прохладные объятия с каждой секундой становились все привлекательней.