Исступление. Скорость - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, и мне следовало, – вздохнул Билли.
– Задним умом мы все крепки! – вскинулся Лэнни. – Чушь собачья. Не говори так. Мы должны защищаться вместе.
– Защищаться против кого?
– Без разницы. Послушай, Билли, формуляр десять у меня не идеальный.
– Что такое формуляр десять?
– Личное дело. В нем у меня пара отрицательных отзывов.
– Что ты сделал?
Когда Лэнни чувствовал обиду, он щурился.
– Черт побери, я не продажный коп.
– Я этого не говорил.
– Мне сорок шесть, я никогда не брал грязных денег и никогда не возьму.
– Хорошо. Я тебя понял.
– Я ничего такого не сделал.
Возможно, Лэнни только изображал обиду, потому что прищур сразу пропал. А может, перед его мысленным взором возникло что-то пугающее, вот глаза и раскрылись. Он пожевал нижнюю губу, словно это была гложущая мысль, которую хотелось раскусить, выплюнуть и больше к ней не возвращаться.
И хотя Лэнни посмотрел на часы, Билли ждал продолжения.
– Дело в том, что иногда я – ленивый коп. От скуки, ты понимаешь. А может, потому что… не хотел для себя такой жизни…
– Ты ничего не должен мне объяснять, – заверил его Билли.
– Знаю. Но дело в том… хотел я такой жизни или нет, теперь это моя жизнь. Это все, что у меня есть. И мне нужен шанс сохранить ее. Я должен прочитать новую записку, Билли. Пожалуйста, дай мне ее.
Сочувствуя, но не желая расставаться с запиской, которая стала влажной от его пота, Билли развернул листок и прочитал аккуратно отпечатанный текст:
«Если ты не обратишься в полицию и они не начнут расследование, я убью неженатого мужчину, исчезновения которого мир не заметит.
Если ты обратишься в полицию, я убью молодую мать двоих детей.
У тебя есть пять часов. Выбор за тобой».
Уже при первом прочтении Билли уловил все ужасные подробности, однако прочитал записку второй раз и лишь потом отдал ее Лэнни.
Озабоченность, ржавчина жизни, покрыла лицо Лэнни, когда тот читал записку.
– Этот сукин сын просто безумец.
– Мне нужно ехать в Напу.
– Зачем?
– Чтобы отдать обе записки в полицию.
– Подожди, подожди, подожди! – выпалил Лэнни. – Ты же не знаешь, что и второго человека убьют в Напе. Это может произойти в Сент-Элене или Рутефорде…
– Или в Энгвине, – перебил его Билли, – или в Калистоге.
Лэнни продолжил, словно и не услышал слов Билли:
– …Или в Йонтвилле, или в Серкл-Оукс, или в Оуксвилле. Ты не знаешь, где это произойдет. Ты ничего не знаешь.
– Что-то я знаю, – ответил Билли. – Я знаю, что правильно.
– Настоящие убийцы не играют в такие игры. – Лэнни смахнул пот со лба.
– Этот играет.
Сложив записку и сунув ее в нагрудный карман форменной рубашки, Лэнни взмолился:
– Дай мне минутку, чтобы подумать.
Вытащив записку из кармана его рубашки, Билли ответил:
– Думай сколько хочешь. Я еду в Напу.
– Это плохо. Неправильно. Не глупи.
– На этом его игра закончится, раз уж я не буду в нее играть.
– Значит, ты собираешься убить молодую мать двоих детей? Взять и убить?
– Будем считать, что ты этого не говорил.
– Тогда я повторю. Ты собираешься убить молодую мать двоих детей.
Билли покачал головой:
– Я не собираюсь никого убивать.
– Выбор за тобой, – процитировал Лэнни. – Ты собираешься своим выбором оставить двоих детей сиротами?
Такого лица, таких глаз своего друга раньше Билли не видел, ни за покерным столом, ни где-то еще. Перед ним стоял незнакомец.
– Выбор за тобой, – повторил Лэнни.
Билли не хотел рвать с ним отношения. Он жил на более общительной стороне границы между затворничеством и отшельничеством и не собирался границу эту пересекать.
Возможно, понимая состояние друга, Лэнни изменил тактику:
– Я лишь прошу тебя бросить мне веревку. Сейчас я на зыбучем песке.
– Да перестань, Лэнни.
– Я знаю. Он засасывает. И ничего с этим не поделаешь.
– Не пытайся манипулировать мной. Не дави на меня.
– Не буду. Извини. Дело в том, что наш шериф – отменный говнюк. Ты знаешь, что он – говнюк. С таким личным делом, как мое, для него это будет достаточным поводом отобрать у меня жетон полицейского, а мне еще шесть лет до полной выслуги.
Глядя Лэнни в глаза, Билли видел отчаяние и еще что-то похуже отчаяния, нечто такое, что и называть не хотелось, но при этом не мог пойти ему навстречу. Билли пришлось отвести взгляд и притвориться, будто он говорит с Лэнни, которого знал до этой встречи.
– О чем ты меня просишь?
Услышав в этом вопросе согласие на капитуляцию, Лэнни заговорил еще более примирительным тоном:
– Ты об этом не пожалеешь, Билли. Все будет хорошо.
– Я не сказал, что сделаю то, о чем ты меня попросишь. Просто хочу знать, о чем пойдет речь.
– Я понимаю. И ценю это. Ты настоящий друг. Я прошу дать мне один час. Ровно час, чтобы подумать.
Билли перевел взгляд с таверны на черный потрескавшийся асфальт автостоянки.
– Времени не так много. В первой записке указывался срок шесть часов. Теперь – пять.
– Я прошу только один. Один час.
– Он должен знать, что смена у меня оканчивается в семь часов, и с этого момента, вероятно, начинается отсчет. Полночь. А потом, до рассвета, он убьет одного или другую, в зависимости от моего действия или бездействия, от моего выбора. Он все равно убьет, но я не хочу думать, что принимал решение за него.
– Один час, – пообещал Лэнни, – а потом я пойду к шерифу Палмеру. Мне просто нужно подготовиться, изложить информацию так, чтобы прикрыть собственный зад.
Знакомый крик, но редко слышимый в здешних местах, заставил Билли оторвать взгляд от асфальта и посмотреть на небо.
Белые пятна на сапфировом фоне, три морские чайки кружили на востоке. Они редко залетали так далеко на север от Сан-Пабло-Бэй.
– Билли, мне нужны эти записки, чтобы показать их шерифу Палмеру.
– Я бы предпочел оставить их у себя, – ответил Билли, наблюдая за чайками.
– Записки – вещественные улики, – указал Лэнни. – Этот мерзавец Палмер проделает мне новую дырку в заду, если я не принесу вещественные улики.
Когда летний вечер начинает переходить в ночь, чайки всегда возвращаются к своим гнездовьям на побережье. Поэтому их появление в такой дали от моря следовало расценивать как знак свыше. И от пронзительных криков чаек волосы на затылке Билли встали дыбом.