Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров - Питер Акройд

Генрих, встревоженный угрозой своему правлению, извлек настоящего графа Уорика из Тауэра и заставил его пройти с процессией по улицам Лондона. Молодой человек также посетил торжественную мессу в соборе Святого Павла, где ему было позволено поговорить с теми, кто знал его лично. Сторонники Симнела в Дублине, разумеется, объявили настоящего графа самозванцем. Маргарита Бургундская из своего дворца во Фландрии призвала 2000 немецких наемников под командованием графа Линкольна. Хронист Тюдоров Эдуард Холл называл ее «дьявольской герцогиней» и «собакой, возвращающейся к своей старой блевотине»; этот поток был направлен против Генриха Тюдора.

Немецкие наемники высадились в Дублине как армия провозглашенного королем Эдуарда VI, там им удалось набрать еще солдат и наемников. Они морем отправились в Англию вместе с самозванцем, и Генрих выступил против них со своей армией. Два войска встретились около Ист-Стоука 16 июня, и 12 000 солдат Генриха нанесли поражение армии из 8000 человек под командованием графа Линкольна. Сам Линкольн был убит в сражении, а Симнела захватили в плен. Ловел бежал с поля боя. Фрэнсис Бэкон в жизнеописании Генриха VII отмечает, что после этого Ловел жил еще долго «в подвале или погребе». Говорили, что в начале XVIII века во время строительных работ в Минстер-Ловелл-Холле в Оксфордшире была обнаружена подземная комната, где находился сидящий на стуле скелет человека, голова которого лежала на столе. Фортуна ему не благоволила.

Как бы то ни было, битва при Стоуке многое объективно продемонстрировала. Примечательно, что некоторые джентри уклонились от поддержки Генриха под тем или иным предлогом, а также распространялось множество слухов — и суматохи — по поводу судьбы короля. Исход битвы всегда непредсказуем, и хрупкость правления Генриха только подчеркивалась тем, что всего через два года после Босворта он был вынужден снова сражаться за свою корону. Битву при Стоуке можно считать последней в Войне Алой и Белой розы. Победитель был достаточно милостив. Король взял Ламберта Симнела поворачивать вертела на королевской кухне, а потом юный самозванец стал королевским сокольничим. Елизавету Вудвилл поместили в монастырь в Берсмондее, где она провела остаток жизни. На пиру с ирландскими лордами Генрих заметил: «Мои властелины Ирландии, в конце концов вы коронуете обезьяну».

Королю было важно упрочить и укрепить свою власть. Он предпочитал править с помощью закадычных друзей, а не посредством великих лордов королевства; он оставил аристократов в своем совете, но полностью им не доверял. Вместо этого Генрих окружил себя приближенными, которых возвысил он сам и которые были ему преданы всей душой. Он предпочитал юристов магнатам и охотнее слушал советы богатых купцов, чем великих лордов. Конечно, ему была нужна аристократия и лорды, чтобы контролировать графства, которые им принадлежали; в отсутствие полиции и регулярной армии он полагался на них. Но король был осторожен и не увеличивал их число: за все свое царствование он пожаловал титулы только трех графов и пяти пэров.

Также король действовал с помощью судов и трибуналов, которые полностью им контролировались. Главным среди них был особый орган под названием Звездная палата, использовавшийся для того, чтобы удерживать некоторых зарвавшихся высокопоставленных подданных в подчинении. Если они были виновны в том, что нарушали отправление правосудия, обзаводились небольшой армией сторонников или разжигали беспорядки, их быстро наказывали. Судья Шеллоу в «Виндзорских насмешницах» (The Merry Wives of Windsor) говорит: «Я подам жалобу в Звездную палату… Этим делом займется Королевский совет! Это больше чем оскорбление. Это мятеж!.. Рыцарь, вы побили моих слуг, подстрелили моего оленя и ворвались в дом моего лесничего»[66]. Члены палаты собирались в зале, потолок которого был расписан звездами. Там не было присяжных и не было апелляций. Camera stellata, или Звездная палата, впервые упоминается в царствование Эдуарда III, но Генрих VII расширил ее полномочия к своей выгоде.

Также Генрих включился в тщательное управление королевскими финансами, и на статьях расходов в счетных книгах стоят его инициалы; он изучал их строку за строкой. Во время царствования король стремился добиваться исполнения любого возможного своего притязания и получения всех прав, которыми он обладал; как бы то ни было, этим он не слишком отличался от своих предшественников. С помощью денег он укреплял свое личное влияние, переправляя поступления из государственной казны — официального органа — в свою сокровищницу. Доходы от земель короны, оплата за судебные распоряжения, штрафы, наложенные на заключенных, старинные феодальные выплаты — все это попадало прямо к нему в руки.

Иностранные авантюры Генриха никоим образом не закончились. Он постоянно поддерживал Бретань в ее борьбе против власти Франции: в конце концов именно Бретани он был обязан своей свободой в прошлом. Король разместил в герцогстве войска, полностью вооруженные и готовые к войне с королем Франции Карлом VIII. Генрих собрал флот и убедил парламент поднять налоги, чтобы профинансировать это предприятие. Он знал, что угроза или обещание войны всегда могут пополнить его сокровищницу. Карл VIII, разумеется, желал сбить с толку английского короля и нарушить его устойчивость, поэтому пошел на переговоры одновременно с шотландцами и ирландцами, чтобы спланировать совместную кампанию. Врагам Англии нужен был только повод.

Так, в конце осени 1491 года молодой человек семнадцати лет появился в Корке, назвавшись Ричардом, герцогом Йорка, — младшим из двух принцев, убитых в лондонском Тауэре. Как Ричард IV он был истинным йоркистским королем Англии. Юноша подробно и убедительно вспоминал жизнь при дворе отца, а также детали заключения в Тауэре. Он даже вспомнил, что сказал убийцам брата: «Почему вы убиваете моего брата? Убейте лучше меня и оставьте ему жизнь!» Он был привлекателен и хорошо одевался.

«Ричард» заявлял, что его забрали из Тауэра и доставили для казни к одному лорду, который, пожалев невинного и уважая королевскую кровь, отправил его за границу, взяв клятву, что мальчик не откроет никому тайну своей личности, пока не пройдет несколько лет. Но теперь пришло время выйти на сцену законному королю. Некоторые убеждались в том, что юноша — тот, за кого себя выдает, едва увидев его. В нем было естественное благородство и величие королевской крови. На самом деле его звали Перкин Уорбек, и он, как считалось, был сыном фламандского лодочника.

Представитель Ирландии граф Килдэр был не в восторге от присутствия в стране этого молодого человека; четыре года назад Килдэр поддерживал притязания на трон Ламберта Симнела и — что вполне понятно — не желал вновь впутываться в йоркистскую интригу. Но у великолепного претендента на престол друзья были повсюду. Уорбек с готовностью принял предложение отправиться ко двору Карла VIII, где был принят как единственный король Англии. Его называли Ричардом Плантагенетом, и количество его приближенных росло.

Генрих заболел, возможно от раздражения и страха. Счета от различных фармацевтов выросли в семь раз. Он заключил с Карлом VIII, который и сам хотел избежать войны из-за Бретани, соглашение, по которому король Франции не должен был давать убежище кому-либо из врагов Генриха. Уорбек безотлагательно пересек границу и отправился ко двору Маргариты Бургундской в Мехелен. «Я узнала его, — писала она, — так легко, как будто видела только вчера». Другие придворные старого двора Эдуарда IV практически в едином порыве также заявили, что узнаю́т его. Теперь Маргарита Бургундская называла Уорбека Белой Розой — чистым и восхитительным символом йоркистов.