Обман Инкорпорэйтед - Филип Киндред Дик

Вытащил из машинки бумагу, заправил новый лист.

«Мне, Верну Тилдону, представителю Американской металлообрабатывающей компании, было поручено организовать и всеми возможными способами содействовать в передаче всего движимого и недвижимого имущества Компании…»

Вдруг он подпрыгнул. Кто-то поднимался на крыльцо. Незнакомой легкой походкой. Не Карл. Не Барбара. Он прислушался, замерев на месте. Но ничего не услышал, было тихо. Может быть, он ошибся.

Но вот звук повторился. Кто-то стоял на крыльце. Дверная ручка медленно повернулась. Сердце Верна заухало. Он пошарил глазами по офису. Черт, ни молотка, ничего нет. Где же Карл? Он такой здоровый.

Дверь открылась. Близорукий человечек неуверенно заглядывал, моргая и нервно поводя головой. Худое восточное лицо обратилось к Верну.

– Здравствуйте, – произнес восточный человек.

– Кто вы такой?

Человечек вошел, закрыв за собой дверь. Верн не шевелился. Человечек был маленьким и щуплым. Трудно было сказать, сколько ему лет. Может быть, сорок. На нем была линялая форма последней войны, плотно облегающие суконные штаны и ботинки с металлическими подковками. В левой руке он держал небольшую фуражку.

– Кто я такой? – переспросил он. Голос у него был сухой и гнусавый, как при простуде. Сунув руку во внутренний карман френча, он достал оттуда конверт. – Можете посмотреть, если желаете. Мои бумаги.

Верн взял у него конверт и открыл. Карточки и бумаги, написанные иероглифами, с подписями и печатями, с крохотными фотографиями того же самого человека, с рядами цифр и штампов.

– Я не могу это прочесть.

– Эти документы удостоверяют, что мы прибудем сюда через несколько дней. Я приехал раньше, чтобы убедиться, что здесь все в порядке.

– Вы представитель новых хозяев?

– Я представитель Политической консультативной конференции китайского народа. В данное время всекитайский народный конгресс распущен. Верховная власть в Народной Республике Китай временно передана ПКК китайского народа.

– Понятно, – сказал Верн. – Через несколько дней? А я думал, у нас больше времени. Вы меня прямо шокировали. Всего несколько дней?

– Два или три. Я пришел раньше. Если все окажется в порядке, смена власти будет осуществлена немедленно. Мы не знали, удалось ли вашей стороне вовремя эвакуировать персонал.

Верн помешкал.

– Не хотите ли присесть?

– Благодарю. – Миниатюрный китаец сел возле стола, положив ногу на ногу. Достал пачку русских папирос и взял одну в рот.

Верн сел напротив. Он наблюдал, как китаец закуривает. Спички у него, похоже, никуда не годились. Несколько штук понадобилось, чтобы закурить одну папиросу.

– Вы говорите, как американец, – сказал Верн. – Что, здесь есть еще американцы?

– О нет. Я выучил язык в Пеории. Десять лет назад. Я был там в командировке.

Верн протянул ему руку.

– Меня зовут Тилдон. Верн Тилдон. – Они обменялись рукопожатием.

– Гарри Лиу.

Верн рассматривал его внимательно. Гарри Лиу был бледен и худ. Его плоское лицо было лишено всякого выражения. Он уже начал лысеть. У него были длинные руки с тонкими пальцами. На одном он носил тяжелое металлическое кольцо.

– Судя по вашему виду, вас должны звать не Гарри.

Гари Лиу улыбнулся.

– Тогда зовите меня, как хотите.

– Вы солдат?

– О да. Уже давно. Хотя в действующей армии не бывал уже много лет. Повредил ногу на Длинном марше. Он и вправду был очень длинным.

– Да. Правда. Я помню.

– Интересно, что написал бы о нем Кафка. Помните, у него есть рассказ, «Великая китайская стена». В нем говорится о том, как жители одной части Китая могут платить налоги императору, который давно умер, а о новом они ничего и не слышали. Эта страна такая большая… И почти всю я прошел пешком. Только под конец, когда нога подвела, ехал на попутках.

Верн кивнул.

– Думаю, когда-нибудь историки назовут это одной из поворотных точек истории.

– Мне кажется, все будет зависеть от того, что за историки тогда будут.

– Но в любом случае он что-то значил. Конец одного и начало чего-то другого. Может быть, завершение цикла. Как сказали бы Тойнби или Вико.

– Да, циклические историки.

– Кое-кто из них считает, что наше время похоже на историю Рима. При жизни Христа. Или чуть позже. Когда Империя начала отступать. Когда римский мир начал раскалываться.

Гарри Лиу улыбнулся.

– То есть вы хотите сказать, что вы – последние из римлян? Интересно, кто же тогда мы. Занятная аналогия.

– Занятная?

– Если следовать ее логике, то мы тогда – первые христиане.

Верн встал.

– Может быть, вы хотите осмотреть что-нибудь перед уходом? Какие-нибудь сооружения?

– Да. Неплохая мысль. Я должен взглянуть, в каком состоянии находится территория.

Верн распахнул дверь и шагнул на крыльцо.

– Я покажу вам все, что вы захотите увидеть.

Гарри Лиу последовал за ним.

– Прекрасно.

Вместе они спустились с крыльца на дорожку. В нескольких ярдах от крыльца Верн заметил велосипед легкой конструкции. Подошел к нему.

– Ваш?

– Да.

Велосипед был русский. Верн его осмотрел. Когда он закончил, они с Гарри Лиу пошли прочь от офиса.

– Что вы хотите посмотреть? – спросил Верн.

– Ничего конкретного. Главный вопрос был в том, хватило ли вам времени вывезти всех своих сотрудников и закрыть производство.

– Да.

– Сколько здесь осталось человек?

– Трое. Я и еще двое. В нашу задачу входит передать территорию вам. – Верн шел вперед в глубокой задумчивости и хмурился на ходу.

– Что-нибудь не так? – спросил его Гарри Лиу.

– Ваша аналогия. С римлянами.

– Не моя, – ответил Гарри. – Не я ее придумал.

– Ну, хорошо, моя. Насчет того, что мы остатки старого мира. Уходящие римляне. А вы новый мир. Первые христиане.

– И что?

– Темные века, вот что. Ведь их принесли с собой первые христиане. Грубость, жестокость, право сильного. Конец разума и свободы. Рабство. Средние века. Длиннейший период упадка в истории. Время, когда каждый человек жил и умирал на одном и том же крохотном клочке земли, как зверь. Прикованный к нему цепями. Ни образования, ни надежд. Лишь бы было чем утолить голод да прикрыть наготу, а большего и не надо. Рабство – только под другим именем.