Кризис - Генри Киссинджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К: Что они могли сделать? Мы были на связи.
ТК: Они сотрудничали?
К: Я не думаю, что они могли бы вернуть его [Сианука]. Я думаю, он может вернуться, но он может быть марионеткой.
…
ДЖЕЙМС СКОТТИ РЕСТОН – КИССИНДЖЕР
16 апреля 1975 года, среда
16:30
Р: Куда мы придем с прекращением огня? Только между нами.
К: Послушайте, что мы должны делать для прекращения огня в Южном Вьетнаме?
Р: Ага.
К: Мы ни к чему не пришли, прямо сейчас, но – ну, мне очень трудно говорить о дипломатии – но это единственное, что мы имеем в виду.
Р: Что ж, мы получаем некоторые – мы собираем некоторые предложения, которые мы не выдвигали сами, а брали из двух разных источников, указывающие на то, что Ханой хочет вести переговоры. Я не удивлен, что они этого хотят…
К: Ну, послушайте, если Ханой хочет переговоры, то, по моему опыту, они никогда не были очень застенчивыми, давая нам понять это, и, если они хотят говорить, мы, безусловно, делаем все возможное, чтобы, черт побери, содействовать им. Вы можете мне сказать, это источники в газетах?
Р: Нет, это источники из Восточной Германии.
К: Ну конечно – я имею в виду, что это для Вас лично, мы, конечно, поддерживаем связь с русскими, и, если что-то случится, мы узнаем об этом достаточно скоро.
Р: Какую помощь Вам оказывает Добрынин?
К: Ну, знаете, я думаю, что эти ребята так же удивлены, как и мы, тем, что произошло. В основном произошло то, что они сохранили объем своей помощи на прежнем уровне, а наш снизился по ряду причин, включая инфляцию и цены на нефть, и, в конце концов, с тех пор как Шлезингер в начале марта дал пресс-конференцию, которая отразила оценки нашей разведки относительно того, что этот год не будет годом большого наступления.
Р: Да, ну, я слышал Ваши показания по этому поводу вчера. У меня просто такое ощущение – ничего, кроме ощущения, – что, может быть, что-то можно сделать, чтобы избежать этой действительно катастрофической человеческой бойни в Сайгоне…
К: Послушайте, это почти единственное, что осталось сделать.
Р: Ну, это то, что, как мне кажется, должно быть, – то, что меня беспокоит, Генри, откровенно говоря, по причинам, которые я понимаю, очевидно, Вы должны создать впечатление, что Вашим первым приоритетом является моральное обязательство поставлять оружие, но, безусловно, более высокий приоритет…
К: Да, но одному без другого не обойтись.
Р: У Вас даже нет времени на то, чтобы отправить другое туда…
К: Вероятно, может, и нет.
Р: Шлезингер вчера сказал о шести неделях, прежде чем вы сможете получить действительно эффективное вооружение, – у нас нет шести недель, не так ли?
К: Я думаю, что будет определенная логика разворачивания событий.
Р: Существует своего рода циничная идея, и это звучит в наших посольствах, которые, по сути, говорят: смотрите, что Вашингтон действительно сделал, – то, что он сделал, так это он провел переговоры о мире, что помогло вывести их военнопленных, а теперь они ведут переговоры об ассигнованиях, чтобы вывести остальных американцев.
К: Нет, я думаю, что соглашение могло бы состояться без Уотергейта, и Вы знаете, что в разумной атмосфере между исполнительной и законодательной властью не было бы такого рода перепалки по поводу ассигнований, которая возникла в этом году.
Р: Вы действительно думаете, что Уотергейт стал фактором в этом…
К: Я думаю, что Уотергейт настолько ослабил исполнительную власть, что в мае, уже в мае 1974 года, все сигналы говорили о том, что коммунисты окопаются на долгое время, а затем в течение лета они достигли пика, и уже в феврале этого года они решили сделать все возможное – у этих стервятников сейчас всего около месяца тренировок, так что я думаю, что это производное Уотергейта.
Р: Что ж, посмотрим, я просто надеюсь, что мы сможем что-то сделать с…
К: Но это не та проблема, которой мы будем заниматься; завтра я выступаю перед обществом редакторов новостей, я пришлю Вам копию текста утром – я пытаюсь произнести примирительную речь.
Р: Да, я провел там весь день и сейчас собираюсь в Белый дом на гулянку там. Президент пытался разобраться с этим, но Вы знаете, он попал в разные неприятности – ну, просто дайте нам еще три года, понимаете, Иисус Христос, ни у кого не хватит запала еще на три года.
К: Я еще не видел стенограмму.
Р: Нет, это была не стенограмма, это было сделано в ответ на вопросы.
К: Нет, нет, я имею в виду, что я не… я был на завтраке, когда он…
Р: Что еще Вас беспокоит?
К: Большая проблема, с которой мы сейчас сталкиваемся, – это изменить мир; мы ничего не можем поделать с мировым восприятием Вьетнама, но мы можем многое сделать, чтобы изменить мировое восприятие нашей реакции на это, и это наша большая проблема прямо сейчас.
Р: Ну конечно, но это наше восприятие, то, что мы есть, и то, что мы отстаиваем.
К: Совершенно верно.
Р: Согласен. Ну давайте, занимайтесь своим делом, Вам предстоит…
К: Думаю, увидимся завтра вечером – разве Вы не поедете к Рокфеллеру?
Р: Ага.
К: Хорошо, вот я и увижу Вас там.
Р: Отлично, всего наилучшего.
РОБЕРТ МАККЛОСКИ, ПОМОЩНИК ГОССЕКРЕТАРЯ
ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫМ ВОПРОСАМ, – КИССИНДЖЕР
16 апреля 1975 года, среда
18:30
М: Здравствуйте, Генри, я хочу, чтобы Вы знали, что у меня сегодня был очень неприятный разговор с [Биллом] Этвудом [редактором «Ньюсдэй»].
К: Я вернусь к этому через минуту. Я согласился предстать перед комитетом по ассигнованиям в понедельник во второй половине дня.
М: Мы также в пятницу утром перед комитетом палаты представителей. У меня был неприятный разговор…
К: Ты знаешь, это парень, которому я сделал много одолжений.
М: Он сказал, что знает Вас семнадцать лет. Когда это началось?
К: Вероятно, при Кеннеди.
М: Он снимал с себя вину до такой степени, что сказал, что это была передовая статья в серии из четырех статей, посвященных внешней политике.
К: Ты знаешь, он уже раньше призывал меня к отставке.
М: Ну, я сказал ему, что, если у тебя есть факты и ты хочешь критиковать госсекретаря, это нормально, но мы собираемся задать вам перца за утверждение, что он ввел людей в заблуждение. Затем он сказал, что это не его точка зрения, но в