Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов

1610 года. Царь Василий в это время, дождавшись полного освобождения от блокады, ожидал в Москву своих воевод из Александровой слободы. Его прежняя опора, ненадежная по изменчивости настроения масса столичного населения, теперь теряла в его глазах свое значение, уступая первенство мужицким ратям северных городов, ставших за царя Василия. Эти рати разогнали тушинцев из-под Москвы и должны были содействовать отогнанию поляков от смоленских стен. Им, казалось, принадлежала теперь решающая роль, а их вождь, популярный и способный князь Скопин, получал значение распорядителя главной силы в царстве. Сломленная успехами Скопина, партия Тушинского вора распалась, и входившие в ее состав московские люди разделились. Так называемые «воры», казаки и боярские люди с немногими из дворян сели с Вором в Калуге и других южных городах. Высшие же слои тушинского населения, знать и дьяки, оставили «царика». Они прежде всего условились не служить Шуйским и не выбирать на престол никого из бояр, а затем вошли в сношения с Сигизмундом и установили с ним условия соединения Москвы с Речью Посполитой под единой властью Владислава. Василию Шуйскому предстояло теперь не только ловить Вора, убежавшего из-под Москвы, не только сражаться с поляками, осадившими Смоленск, но и бороться с той стороной московского общества, которая предпочитала боярской олигархии унию с иноверным государством. Если верить М. Г. Салтыкову, мысль об унии возникла у русских тушинцев не без ведома врагов Шуйского, живших в самой Москве. Так обстояли дела, когда Филарет был захвачен московскими войсками на пути к королю и доставлен в Москву, а в самой Москве скончался, неожиданно для всех, князь М. В. Скопин-Шуйский. Эти два случайных факта имели для царя Василия роковое значение[178].

Скопин умер, по наиболее вероятному показанию, 23 апреля 1610 года. Филарет прибыл в Москву в середине мая, тотчас после боя под Иосифовым монастырем 11 (21) мая 1610 года, когда он был пленен войсками Гр. Валуева. Смертью Скопина, как справедливо выразился С. М. Соловьев, «порвана была связь русских людей с Шуйским», и олигархический круг властвовавших бояр в лице Скопина лишился своей нравственной опоры. В лице же Филарета в Москву явился влиятельный и умный враг Шуйских, уже признавший в Тушине власть Владислава и располагавший в Москве целым кругом родни и клиентов. Впоследствии бояре говорили о Филарете, что «он был тогда в Москве самой большой властью под патриархом, а братья его и племянники (были) бояре большие же». Потеряв Скопина, царь Василий утратил верность рязанских дворян, которые до тех пор хорошо ему служили; в князе Михаиле лишился он и посредника между его правительством и северными мужиками, которых собрал и привел к Москве этот «страшный юноша». Без привычного и любимого руководителя земские рати теряли устойчивость своего настроения; их одушевление потухало, потому что гасла вера их в царя Василия и в его правительство, обвиненное в отравлении их любимца. Наоборот, с приездом Филарета получала руководителя враждебная княжатам и Шуйскому сторона некняжеского боярства. Кандидатура Владислава с ее условиями, принятая Филаретом и заявленная московскому населению задолго до падения Шуйских грамотами Сигизмунда, была для враждебных царю Василию бояр своего рода программой: она подавала надежду на замену олигархии княжат определенным государственным строем, в котором для княжат не было оставлено места, но боярам вообще дана была деятельная роль. Таким образом, с кончиной Скопина и с появлением в Москве Филарета Шуйский проигрывал: уменьшались его шансы на поддержку тех общественных сил, которые шли за Скопиным, и увеличивались силы враждебной ему боярской стороны[179].

Если бы царь Василий и его партия, близкие к нему княжата, умели истолковать себе роковое для них значение происходящих событий, они поняли бы необходимость для себя держаться «заодин» против общих врагов в защиту благоприятного им правительственного порядка. Но именно согласия и не было между ними. В самом роде Шуйских была свара, которая достигла большой огласки и, по общему мнению современников, свела в могилу Скопина. Дяди Шуйские, по словам летописи, держали на племянника Скопина «мнение» и «рень» по такому случаю: в Москве узнали, что Прокопий Ляпунов, рязанский воевода, в письме к Скопину бранил «укорными словами» В. И. Шуйского, а самого Скопина «здороваше на царстве» еще в то время, когда тот был в Александровой слободе; Скопин, получив грамоту Ляпунова, смутился и рассердился, но не донес о ней царю Василию. Выходка Ляпунова была лишь отражением того, что думалось и говорилось во всем войске Скопина. Поляки имели известия, что в войске, шедшем со Скопиным к Москве, звали князя Михаила «царем». Василий Шуйский получал доносы «с клятвой», что вся земля желала видеть Скопина «скипетроносцем». Когда Скопин вступил в Москву, москвичи встретили его с великой честью и благодарили за избавление Москвы. На В. И. Шуйского с братьями горячее выражение народной любви к князю Михаилу произвело впечатление не в пользу Скопина: узнав, что он не донес на Ляпунова, они его подозревали в том, будто он не прочь пойти навстречу народным желаниям и принять царство. Будем ли мы или не будем верить тому, что Скопина отравили завистливые родичи, все-таки мы не можем сомневаться в существовании крупных недоразумений и неудовольствий между Шуйскими. Безвременная погибель князя Михаила была истолкована московским обществом как естественное последствие семейной розни. К беде Шуйских рядом с семейной рознью разгоралась и партийная – в среде олигархического кружка между Голицыными и Шуйскими. Уже в 1609 году В. В. Голицын не скрывал своих дурных отношений к царю Василию: он один изо всех бояр приехал «к дьявольскому совету» заговорщиков, собравшихся против Шуйского на Лобном месте. Есть данные для того, чтобы подозревать этого князя, старшего из Голицыных, в стремлении стать на место царя Василия и взять в свои руки руководство княжатами и государством. Еще за полгода до свержения Шуйского, в январе 1610 года, шел определенный слух, что в Москве существовала сильная партия среди дворян и тяглого мира, желавшая воцарить Голицына вместо Шуйского, и что эта партия воздержалась от действия лишь потому, что узнала о нашествии Сигизмунда. Далее будет видно, что во дни свержения царя Василия князь В. В. Голицын держался так, как будто бы желал престола для себя. Присутствуя при этой глухой распре из-за власти, другие княжата, не имевшие претензии захватить первенство себе, были одинаково холодны и к Шуйским и к Голицыным. Они в лице князей Мстиславского и И. С. Куракина мало-помалу склонялись к мысли о том, что всего будет лучше иметь государя не из равной себе братьи, а из иноземного державного рода[180].

Взаимное недружелюбие и холодность в отношениях лиц правящего кружка обнаружились так давно и для