Повесть о Верещагине - Константин Иванович Коничев

Из Фоминского Верещагин переехал в Боровск, оттуда — в Малоярославец. Где-то здесь Наполеон чуть было не попался в плен казакам, наводившим ужас на французов своими внезапными налетами. За две недели после выезда из Фоминского художник объехал все те места, по которым отступала и, погибая, таяла наполеоновская рать. Он побывал в Можайске, в Медыне и Юхнове, еще раз проехал через Бородинское поле, затем был в Вязьме, Дорогобуже и Славкове, отсюда добрался до Ельни. Все города и села давным-давно отстроились заново, никаких следов разрушений не было заметно, — и только в народе жили легенды о храбром партизане Семене Архипове, о старостихе Василисе, да иногда, по просьбе любознательного художника, подвыпившие старики пели на разные лады песни о казачьем атамане Платове.

В Ельне у одного трактирщика Верещагин, к удивлению своему, обнаружил целый домашний музей лубочных картин-карикатур, распространявшихся в 1812 году. Они были развешаны в горнице трактирщика, бережно хранились под стеклом и показывались только гостям, да и то понимающим толк людям. Трактирщик был рад познакомиться с известным художником. Он привел его в свою заветную горницу. Тут были растопчинские афиши с рисунками и призывами уничтожать французов, карикатуры Венецианова и Теребенева и разных неизвестных художников, высмеивавших захватчиков и прославлявших храброе русское воинство. Карикатуры, видимо, делались быстро, с расчетом немедленного агитационного воздействия на народ, сражавшийся за отечество. Верещагин, не спеша стал рассматривать в первую очередь те из них, которые ему не были известны. Вот скачущий на борзом коне казак, приделав к пике петлю, ловит убегающих басурманов, а под карикатурой написано: «Казак так петлей вокруг шей французов удит как ершей и мелкую сию скотину кладет в корзину». На другом листе изображен крестьянин-богатырь в кафтане, подпоясанном красным кушаком, в полосатых раскрашенных штанах. Двух орущих французов он сцапал в свои крепкие мужицкие руки, на третьего ногой наступил. Пояснение к картине: «Руской Геркулес загнал французов в лес и давил как мух».

Один крестьянин из Смоленщины, Павел Прохоров, нарядившись в казацкое обмундирование, догнал верхом на своей лошади пятерых французов и, погрозив им пикой и нагайкой, заставил всех пятерых сложить оружие на землю, встать на колени и кричать: «Пардон!». Происшествию этому посвящена выразительная карикатура с надписью: «Кричи заморская гадина пардон, а не то головы долой». К словам героя неизвестный художник мелким почерком добавляет: «Хвала тебе и честь доброй Павел! Чрез это дело ты себя прославил». Таких картинок, основанных на фактах, было множество. Чаще всего они показывали партизан, отличившихся в борьбе с французами. Бронницкий крестьянин, по имени Сила, сбросил француза с косогора в реку. Неизвестный художник это событие отметил рисунком с соответствующим напутствием от имени Силы: «Пришел ты не спросясь броду хлеба просить, полезай же ты басурман в воду рыбу ловить». Все эти картинки были наивны, но трогательны. И если в аристократической среде того времени они вызывали усмешку, то народ воспринимал их как хвалу.

Верещагину было по душе и то, что в этой случайной коллекции он встретил несколько карикатур художников-профессионалов того времени — Теребенева и Венецианова.

— Они были первоначинателями светской карикатуры, — сказал он, обращаясь к хозяину. — Они участвовали пером и кистью в народной войне. Это похвально!

— А разве была церковная карикатура? — спросил трактирщик.

— Сколько угодно! На папертях старых церквей вывешивались «страшные суды». В каждой такой картине содержатся религиозные мотивы и карикатурные приемы. Правда, еще до Теребенева и Венецианова были светские карикатуры, где высмеивается подьячий, предлагающий смерти взятку, или «Как мыши кота хоронили». Но эти вещи можно отнести к народному творчеству, а здесь с карикатурой выступает наш брат-художник, прошедший школу живописи. А вы молодец! Не знал я, что в Ельне такие любители водятся. И долго собирали? По деревням ездили? — спросил Верещагин.

— Да, сначала кое-что собирал в деревнях у мужичков, а потом люди узнали, что я этим делом интересуюсь, сами приносить стали. Даром ни у кого не брал, всем платил от пятачка до рубля за штуку. А как вам нравятся растопчинские афиши? Ведь их не часто можно встретить?

— Эти афиши всегда будут вызывать любопытство исследователей и историков. Конечно, стиль письма топорный, но такой прямой и грубый стиль как раз и был нужен в тот острый момент борьбы. Грубинка, резкость, простота в растопчинских афишах были ко времени и к месту…

Несколько дней пробыл Верещагин в Ельне. Он жил вместе с натурщиком Филипповым у трактирщика в отдельном мезонине, откуда был виден ельнинский базар с его конной меной и торговлей. После утреннего чаепития и завтрака Верещагин выходил на базар, толкался среди приезжих мужиков, высматривая натуру для партизан в задуманных им картинах. В желтых дубленых шубах, в меховых ушанках встречались почти на каждом шагу крепкие, краснолицые, с широкими русыми бородами деды из смоленских деревень. Возможно, среди них были сыновья, — а уж внуки несомненно, — тех самоотверженных партизан, которые, по меткому слову Льва Толстого «…в минуту испытания подняли первую попавшую дубину и гвоздили ею неприятеля до тех пор, пока в душе их чувство оскорбления и мести не сменилось чувством презрения и жалости…» Невзирая на резкие холода, Верещагин в записной книжке сделал несколько зарисовок карандашом и отметил в своей памяти группу характерных типов смоленских бородачей. В Ельне, запасшись кормом, он поехал на своей бойкой лошадке в Пнево, а оттуда — в Бредихино. Там в двенадцатом году Наполеон ночевал на постоялом дворе и в ту же ночь русский дед-мороз насмерть уничтожил триста наполеоновских гренадеров. В Бредихине, на вечерней мужицкой посиделке, Верещагин наслушался много разных бывальщин о событиях 1812 года. В большой прокопченной избе собрались бредихинские мужики. Верещагин с неизменным Георгием в петлице сначала сам кое-что рассказал им из запасов своих впечатлений и наблюдений. Рассказы его были просты, увлекательны и веселы. Понемногу разговорились и мужики. Один из них, по уличному прозвищу Миша Костыль, намекнул барину:

— Нам бы, добрый человек, для развязки языков водочки четвертуху!

— И как раз хватит!.. Без выпивки разговоры сухи бывают, — поддержали соседи Мишу Костыля и тотчас снарядили его в соседнюю деревню к шинкарю. Пятирублевки, пожертвованной Верещагиным для поддержания беседы, было вполне достаточно. Пили все понемногу — по чайной чашке,