Книга тьмы - Марина и Сергей Дяченко

А время шло…

Ночь тоже не принесла никаких изменений. Второе, третье средство было перепробовано — но безрезультатно.

«Сколько же времени у меня осталось? — спрашивала она себя и, собрав волю в кулак, старалась думать о Максе как о человеке, совершенно для нее постороннем и безымянном, как тысячи других больных. — А что, если попробовать препарат мышьяка? А висмута?»

Вопли в соседнем доме заставили ее выскочить на балкон. Какой-то молодой человек висел на оконной раме, а к нему из окна тянулись женские руки. Присмотревшись, Анна различила лицо соседки — не из дома напротив, а из их собственного.

«Они ходят по квартирам!» — с ужасом поняла она и бросила взгляд в сторону кровати.

Впервые ей в голову пришла мысль о том, что на некоторое время она может уйти, ведь констрикторы не трогали «своих». Укрыв ребенка одеялом, влив ему в рот ложку лекарства с растолченными таблетками, Анна выскользнула за дверь и едва ли не бегом кинулась в сторону мэрии, благо идти было совсем недалеко.

Во дворе стояло несколько грузовиков, как оказалось, с консервами; целая бригада занималась их разгрузкой. Окна нижнего этажа были заделаны свежей кирпичной кладкой, теперь уже изнутри к большинству из них достраивали второй, страховочный слой. У единственной незамурованной двери, оставленной в качестве входа, стояла очередь; одна из створок была полностью отдана на откуп «продовольственной» бригаде, образовавшей живой конвейер для передачи вновь прибывшего груза.

Набрав в грудь побольше воздуха (выступать инициатором в общении с незнакомыми людьми Анна не любила, всякий раз для этого ей приходилось преодолевать внутренний барьер), она пристроилась к ожидающей своей очереди группке, затем нетерпеливо шагнула вперед и принялась извиняться.

— Понимаете, я просто обязана поскорее оказаться там, внутри. Я врач, понимаете… Вы уж простите, — смущенно затараторила она, — мне очень, очень надо!

— Да проходи, — пробасил, пропуская ее, какой-то здоровяк, прежде чем в очереди начали возмущаться.

Под его прикрытием Анна вошла в здание.

Фойе мэрии представляло собой странное зрелище — впопыхах никто не позаботился о том, чтобы убрать ковер, и теперь по его шикарному ворсу были разбросаны куски веревки, обломки кирпичей и прочий ремонтный хлам. То тут, то там узорчатую поверхность пересекали белые известковые следы, а из-за осколков стекла (люстру сбили козлами) складывалось впечатление разгрома.

Анна огляделась по сторонам, а потом подошла к «живому конвейеру» и поинтересовалась, где можно найти кого-то из руководства. Прогнав ее вдоль половины цепочки, Анне наконец ответили.

В кабинете, куда ее направили, находились двое, мужчина и женщина, и разговор между ними почему-то показался Анне личным, что одновременно и смутило ее, и возмутило. Прислонившись спиной к стене, она принялась ждать, незаметно изучая знакомое лицо, — именно этот человек призывал всех идти на строительство укреплений, и на его лбу до сих пор красовалась лиловая шишка, полученная во время агитационной стычки. Женщина вроде тоже промелькнула в той толпе, но за это Анна не поручилась бы.

— Почему вы отстранили меня от строительных работ? Меня послали, и довольно грубо. Не то чтобы мне впервой выслушивать всякое хамство — это, так сказать, профессиональный риск журналиста, но от вас я подобного не ожидала, — выговаривала Рудольфу Эльвира, незаметно потирая уставшую от переноса тяжестей спину.

— Отдохните, — отвлекаясь от схемы второго этажа, ответил Рудольф. — Для вас есть дело поважнее и как раз по специальности.

— Быть курьером? — хмыкнула она. — Что ж, я согласна, но где ваши распоряжения? Знаете, мне как-то неловко бить баклуши, когда все кругом, в том числе и ваша жена… если она действительно вам жена… надрываются на работе.

— У вас есть дело. Я уже говорил: вы должны составить отчет… Или как там у вас это называется? Ага, хронику событий. Возможно, в настоящий момент вы единственный журналист на весь город, а все, что здесь происходит, должно быть сохранено для истории.

— Это вы только что придумали? — Эльвира достала сигарету, помяла ее и сунула обратно. У нее болела голова, и курение могло только ухудшить состояние.

— Ничуть. Если бы здесь не было вас, я нашел бы другого человека, хоть немного владеющего пером. Понятно? Может быть, это окажется самым важным из всех заданий, что мне приходилось раздавать в своей жизни. Хроника должна быть составлена. Обязана! Может, для будущего, а может, для настоящего. Вы не должны пропустить ничего. Задавайте мне любые вопросы, расспрашивай кого угодно. Пусть в хронику войдет все — от попавших к нам в руки документов до просто воспоминаний и человеческих судеб… Нам нужен ваш талант, Эльвира.

— У меня его нет, — задумчиво отозвалась она. — У меня была популярность, но, как я сейчас понимаю, популярность дешевая, которую создали искусственно. Быть может, как раз за то, что я никогда не претендовала на составление глобальных исторических хроник и чаще позволяла зарубить материал, чем пыталась его отстоять. Если уж речь идет о профессионализме, — она опустила голову, — то поручать это дело мне просто аморально. Я не заслужила такого доверия.

Она говорила искренне — углубившиеся морщинки у глаз подтверждали, что за последние несколько часов Эльвира немало думала о себе и своей истинной роли в жизни. Не укрылось это и от Рудольфа.

Секунду поколебавшись, он встал с места и обнял женщину за плечи, как обычно обнимал, утешая, Альбину. Панцирь уверенности в себе, так раздражавший его поначалу, исчез, перед ним была обычная измученная самокопанием и вообще целым рядом нервных потрясений женщина, такая же слабая и нуждающаяся в защите, как и большинство представительниц прекрасной половины.

— Вот что, Эля, — Рудольф осознанно позволил себе эту фамильярность, — все мы не без греха, и буквально у каждого из нас найдется, в чем упрекать себя до конца жизни. Вы правы, вместе с катастрофой приходит и момент истинны. Но именно поэтому сейчас не время травить душу из-за мелочей. Надо делать то, что можно сделать, вот и все! Если хочешь загладить прежние ошибки, исправить их настоящим делом… Ведь именно сейчас мы становимся собой, и о нас будут судить по тому, как мы повели себя в трудный момент. Вы не из тех, кто легко сдается, так что считайте, что я не слышал этих слов… Если хотите — поплачьте, но берите блокнот и начинайте работать. Ведь, надо полагать, такой материал вы никому не позволите «зарубить»?

Он пальцем приподнял ее подбородок. Эльвира грустно и устало взглянула ему в глаза и вдруг усмехнулась.

«И это его я планировала соблазнять, морочить ему голову… Да, быстро меняются люди! Несколько часов — и он уже не тот, и я не та, да и мир наш совсем не похож на прежний… Кто бы мог такое предположить?»

— Хорошо, — твердо сказала она, выскальзывая из его рук, — у меня действительно мало времени. И еще… — Неожиданно она запнулась и замолчала.

— Ну, продолжайте, — подбодрил ее Рудольф.