Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Петр победил всех.

Победил старую Русь, победил шведов, победил даже саму историю вместе с благоверным князем Александром Невским.

И перенесение в Санкт-Петербург святых мощей князя становилось свидетельством этой победы, освящало совершенные Петром победы, врастало в новую мифологию рождающейся империи.

Но есть своеволие Петра I, и есть Воля Божия…

29 мая 1723 года Петр указал перевезти мощи Александр Невского…

И не такой уж огромный груз требовалось доставить, не такой великий путь от Владимира до Санкт-Петербурга, а проходили месяцы, мощей все не было.

И не жалела сил снаряженная за мощами команда, ломали стены, прорубали дорогу сквозь рыночные ряды, двигались, как положено в петровской империи, не считаясь ни с какими затратами и потерями, но только 18 августа дошли до Москвы, а в Твери были только 26 августа.

Уже безнадежно опоздали к празднованию годовщины Ништадтского мира, но никто не смел остановиться, и 10 сентября вынесли святые мощи из Софийского собора в Новгороде, где не раз бывал при земной жизни Александр Невский, и продолжили путь.

15 сентября 1723 года ковчег с мощами привезли в Шлиссельбург.

Здесь остановились, ожидая дальнейших указаний императора.

Император молчал.

Наконец, пришел указ Святейшего Синода – разместить святые мощи в Шлиссельбурге, поставив их в каменной церкви. Здесь и находились они до августа 1724 года…

Воистину воля Петра I – это воля Петра I, а воля Божия – воля Божия! И ничего не совершается в мире вопреки Божией воле.

Грозным предупреждением обернулось само перенесение в Петербург святых мощей Александра Невского.

Подобно пожару, охватившему церковь Рождества Богородицы 13 мая 1491 года, когда распространилась в Москве ересь жидовствующих, шлиссельбургский пожар очень близок по времени к петровским реформам Русской Православной Церкви.

Петр I не внял этому грозному предупреждению. Грандиозные забавы «всешутейного собора» занимали его внимание.

Шлиссельбургский пожар почти совпадает по времени с устроенным Петром I гуляньем в Санкт-Петербурге. Еще никогда столько масок не окружало Петра I, шутовские наряды заполнили дворцы и улицы города. «По улицам Петербурга прогуливались и разъезжали голландские матросы, индийские брамины, павианы, арлекины, французские поселяне и поселянки и т. п. лица: то были замаскированные государь, государыня, весь Сенат, знатнейшие дамы и девицы, генерал-адъютанты, денщики и разные придворные чины. Члены разных коллегий и Сената в эти дни официального шутовства нигде, ни даже на похоронах не смели скидывать масок и шутовских нарядов; в них они являлись на службу, в Сенат и в коллегии».

Свой «всешутейный собор», называвшийся «великобританский славный монастырь», был создан теперь и у петербургских иностранцев.

С.Ф. Платонов, который первым проанализировал устав «монастыря», щедро изукрашенный фаллической символикой, был поражен похабностью его и неприличием. Между тем среди членов «монастыря» были иностранные финансисты, купцы и специалисты в различных областях, которые были очень близко связаны с царём и оказывали ему, как, например, «медикус» Вильям Горн, оперировавший царя незадолго до смерти, различные «особые» услуги.

Увы… Дьявольщины в «великобританском монастыре» было еще больше, чем во «всешутейном соборе». Это повышение градуса функционирования «великобританского монастыря» с сатанинской точностью зарегистрировало тот факт, что сделал Петр с изнасилованной Россией.

Настоящая вакханалия творится в 1724 году вокруг «Отца Отечества». Все карикатурно в окружении Петра, отовсюду лезут маски и искривленные дьявольской злобою рыла…

В духе этого непристойного шутовства совершена была и супружеская измена только что коронованной Екатерины Алексеевны.

Как и положено в шутовском действе, героем адюльтера стал ее камергер… Виллим Монс, брат известной нам Анны Монс.

В 1708 году Виллим по ходатайству его сестры Матрены Ивановна Балк (в ее доме в Эльбингенгене Петр поселил тогда Екатерину) был принят в армию. Виллим участвовал в битве при Лесной и Полтаве, служил генеральс-адъютантом у генерала Боура и в 1716 году был определен камер-юнкером ко дворцу императрицы.

Иностранцы в Немецкой слободе. Гравюра XVII в.

«Ах счастье мое нечаянное… Рад бы я радоваться об сей счастливой фортуне, только не могу, для того что сердце мое стиснуто так, что не возможно вымерить и слез в себе удержать не могу! – писал пылкий любовник своему “высокоблагородному патрону, ее премилосердному высочеству”. – Прими недостойное мое сердце своими белыми руками и пособи за тревогу верного и услужливого сердца».

Любовную пылкость, подобно своей сестре Анне, Виллим совмещал с не менее пылкой любовью к деньгам. Вместе с Матреной Ивановной Балк они поставили взяточничество на конвейер и брали за протекцию со всех, кто обращался к ним.

«Брала я взятки с служителей Грузинцевых, с купецкого человека Красносельцева, с купчины Юринского, с купца Меера, с капитана Альбрехта, с сына “игуменьи” князя Василия Ржевского, с посла в Китае Льва Измайлова, с Петра Салтыкова, с астраханского губернатора Волынского, с великого канцлера графа Головкина, с князя Юрия Гагарина, с князя Федора Долгорукова, с князя Алексея Долгорукова»…

Два дня, 13 и 14 ноября, диктовала Матрена Ивановна Балк на допросе имена своих дачников[98]…

В тот день, когда Петру стало известно об измене супруги с Монсом, он провел вечер в Зимнем дворце с Екатериной и ее друзьями. Был здесь и Монс.

Он был в ударе, много шутил.

– Посмотри на часы! – приказал государь.

– Десятый! – сказал камергер.

– Ну, время разойтись! – сказал Петр и отправился в свои апартаменты. Виллим Монс, вернувшись домой, закурил трубку, и тут к нему вошел страшный посланец царя, начальник Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков.

Он отвез Монса к себе на квартиру, где его уже ждал император.

Впрочем, как говорит М.И. Семеновский, на все остальные вины Виллима Монса Петр «взглянул как-то слегка!» и приказал обезглавить брата своей первой любовницы, а потом утешался тем, что возил Екатеринушку смотреть на отрубленную голову любовника.

Мы рассказываем об этой истории не только ради того, чтобы прибавить пикантности повествованию. Это кружение Монсов вокруг русского престола – вначале в образе Анхен, а потом Виллима, совершенно в духе того недоброго шутовства, до которого был такой охотник Петр I, совершенно в духе его кровавых игрищ и «маскерадов».