Колумбайн - Дейв Каллен

Все эти чувства бурлят в глубине души Линды. Они редко выплескиваются наружу. Она высока, немного сутулится, и на ее приятном лице написана такая заботливость, словно она только и ждет, чтобы предложить вам чашечку горячего чая. Линда сразу же начинает хлопотать на кухне, если в дом приходит гость: простое снятие кожуры с яблока для голодного незнакомца приносит ей неподдельную радость. Когда она начинает говорить, ее слова звучат тепло, и оказывается, что женщина хорошо умеет выражать мысли, но ждать, когда она заговорит, иногда приходится долго. Она молчалива и замкнута, так что, когда у нее происходят всплески эмоций, это застает людей врасплох. Линда и сама к ним так и не привыкла, и они ее смущают. Восемь лет она все держала в себе. Она сменила несколько священников и четверых или пятерых психотерапевтов. «Я что-то вроде трудного ребенка», – говорит она. В конце концов она остановилась на церкви преподобного Стива Пуз-Бенсона. Он сказал ей, чтобы она давала выход эмоциям. И она так и сделала. Это отпугнуло нескольких ее подруг, но так она чувствует себя лучше.

Линда зла на сторонников теории заговора, а также на поклонников Эрика и Дилана, которые создают сайты, восхваляющие этих убийц, на кинорежиссеров и музыкантов, которые превозносят насилие, и на американскую культуру, которая с энтузиазмом все это принимает. Она зла на Брайана Рорбофа «за то, что он вечно мутит воду», и еще на несколько семей других жертв за то, что они всегда получают то, чего хотят. Она зла на многих бывших подруг и на оставшихся у нее родственников. Линда много лет была зла на Бога, но в конце концов примирилась с ним. «Но не все так уж безоблачно. Я по-прежнему молюсь, но уже не ожидаю результатов». Она гневается и на себя саму. Однако Линда не испытывает злости по отношению к убийцам.

«Я никогда не была так уж зла на Эрика и Дилана», – признается она. «Но зачем кому-то понадобилось убивать Дэниела?»

Как она могла винить двух подростков за то, что они сбились с пути? «Я была зла на их родителей».

Встреча с Уэйном и Кэти Харрис немного помогла ей. Но она состоялась только спустя годы после трагедии.

В первое время Линде это было неинтересно: «Я не хотела сразу спешить, чтобы встретиться с ними и простить их. Может быть, для амишей это нормально, но, с моей стороны, это отдавало бы фальшью. Сначала я хотела посмотреть, что покажет следствие».

Семья Маузеров не желала участвовать в судебных тяжбах, но им были нужны ответы на вопросы. И они возмущались. Почему родители убийц не проявили больше сочувствия?

Наконец неудовлетворенность и досада Тома Маузера выплеснулись наружу. Прошло столько лет, а он до сих пор не знал, как получилось, что эти подростки ушли от ответа. В 2007 году он написал Харрисам гневное письмо, в котором задал несколько конкретных вопросов. Они отказались с ним встречаться, но их адвокат предоставил Тому ответы на некоторые из его вопросов.

Тогда Том Маузер написал Сью Клиболд, и она согласилась встретиться с ним. Линда его не поддержала. С эмоциональной точки зрения это было бы нелегко. Посмотреть этим людям в глаза – готова ли она к такому? Простит ли она? Или нет? Линда не хотела решать все эти вопросы, тем более раз речь шла не о той семье. «Не ее сын убил моего ребенка, – говорит она. – Это был Эрик».

Линда направила недавно обретенную способность открыто выражать чувства в новое русло. В начале 2009 года она написала Харрисам письмо от себя лично. Она написала его приветливо, не выставила никаких требований, просто рассказала то, что чувствует. По правде говоря, она испытывала противоречивые ощущения. Она точно не знала, что именно сделали Уэйн и Кэти и виноваты ли они. Но насчет Эрика она уже приняла решение. Она простила его.

Ответа пришлось ждать долго, и он пришел от адвоката Харрисов. Не желает ли она встретиться? Линда согласилась.

Примерно через десять лет и четыре месяца после того, как Эрик Харрис убил их ребенка, Линда и Том Маузеры приехали в Денвер, чтобы встретиться с его родителями. Харрисы отказались комментировать эту беседу. Так что ниже приводятся впечатления Линды.

Они встретились в молельне квакеров – квакером и членом этого прихода был адвокат Харрисов. Харрисы в знак приветствия подарили Тому и Линде корзину цветов. Первым заговорил Уэйн.

– Рад с вами познакомиться, – он улыбнулся и протянул Линде руку.

– Спасибо, что пришли, – ответила она.

Большую часть времени говорил Уэйн, и делал это так, как и должно быть свойственно офицеру, то есть выражаясь ясно и точно. Правда он был совсем не похож на военного – высок, но казался хрупким и своим добродушием походил на дружелюбного соседа. Уэйна Эрик тоже поставил в тупик. Уэйн и Кэти приняли тот факт, что сын был психопатом. Они понятия не имели, откуда у него это взялось. Но он полностью заморочил им голову.

Линда поверила Уэйну, но нашла его немного загадочным. Честным, но не открытым.

Кэти вела себя робко, но, когда заговорила, рассказывала обо всем откровенно. У нее была короткая стрижка, черно-белый наряд и черные босоножки в тон. Линда заметила, что ногти на ее ногах накрашены красным лаком. Кэти поделилась множеством историй про Эрика, рассказывая о нем с любовью. Она уверяла, что внимательно его контролировала и всегда настаивала, чтобы они ели вместе, как и полагается семье. Когда он учился в выпускном классе, она беспокоилась, потому что у него не было планов насчет поступления в колледж или выбора профессии. Она думала, что он может оказаться в местном двухгодичном колледже. Линда нашла Кэти искренней, а ее слова убедительными. Похоже, Уэйн и Кэти принимали такое же, если не большее, участие в жизни сына, как и любые стреднестатистические родители.

Маузеры старались вести разговор непринужденно и избегать всего, что можно было бы расценить как допрос. Но тема возможного насилия над ребенком возникла все равно. Нет, ответили Уэйн и Кэти, они никогда не били Эрика и никогда не обращались с ним жестоко.

Уэйн с гордостью рассказал о старшем сыне. У него все хорошо – он преуспевал. Кэти спросила Линду, как дела у Кристи, и попросила ее рассказать им любимое воспоминание о Дэниеле. Несколько раз Кэти всплакнула и постоянно повторяла, как ей жаль, что все так произошло. Один раз во время беседы она повернулась к Линде и призналась, как страшно ей было идти на эту встречу. Уэйн молча смотрел, как жена плачет.

Уэйн ответил на все вопросы, но это так ни к чему и не привело. Он не сообщил ничего нового. Том был разочарован.

– Так, значит, нам нечего узнавать? – спросил он. – И с вашей стороны не допущено никаких ошибок? Навряд ли.

Через час беседа постепенно сошла на нет. Линда призналась Уэйну и Кэти, что простила Эрика. Это было важно, сказала она потом. «Надо было сделать по отношению к его родителям какой-то значимый символический жест». Она хотела хоть как-то облегчить давившее на них бремя. «Я не желала, чтобы они и дальше изводили себя». Она испытала удовлетворение, когда сделала это. И почувствовала, что освободилась от груза и сама.