Паломничество жонглера - Владимир Константинович Пузий

Так поддержать или опровергнуть?!

Баллуш знал: возможно, судьба всего Ллаургина будет зависеть от того, какое решение примет сегодня Собор — и как раз голоса тех, кто сейчас молчит, сыграют решающую роль.

Перехватив взгляд Тагратвалла, Тихоход дал понять, что хочет высказаться. И под стук председательского жезла поднялся, улыбаясь краешком губ.

Если бы кто-нибудь из послушников Йнуугской обители увидел сейчас Баллуша, он бы искренне посочувствовал паттам и отцам-настоятелям, что сидели в Зале Мудрости.

* * *

«Знаешь, — говорил иногда Фринию Кирхатт, — бывают случаи, когда ты напоминаешь мне щенка — добродушного, радостного щенка. Который не задумывается над тем, откуда у хозяина берутся сахарные кости и чего взамен ждет от пего этот самый хозяин. В общем-то, — добавлял Купчина, — хорошее качество. Поступать так — это почти достигнуть естественности и беззаботности. Но, знаешь, „почти“ — очень опасная штука. И если ты почти беззаботен и естественен, то жить из-за этого с другими, которые даже не „почти“, — очень сложно. Слишком часто будут тебя… как бы это поприличнее выразиться… в лужу носом макать. А ты будешь естественно удивляться: «За что?!»

Вот, дружище, именно за то.

Ты это учитывай, хотя бы временами».

Конечно, Купчина сгущал краски, но в целом был прав. Фриний знал об этой особенности своего характера и старался, по совету друга, ее учитывать. И хотя окружающим могло показаться, что он поступает наивно и непродуманно, окружающие ошибались. Иногда.

Кирхатт, например, считал, что наниматься к Тойре — как минимум невыгодно. Да и откуда у странствующего проповедника деньги возьмутся?!

Фриний не стал разубеждать приятеля, однако точно знал: деньги у Тойры водятся. У странствующих проповедников есть масса возможностей заработать, и это не считая собственно проповедей.

Вскоре он в этом убедился.

Через пять дней после того, как они покинули Хайвурр, Тойра и Фриний оказались в городке под названием Ахард. Здесь, как сообщил учитель, у него было намечено несколько важных встреч.

Неторопливым шагом, ведя коней в поводу, они миновали с десяток узких улочек и оказались на Храмовой площади города.

— Гляди-ка, — хмыкнул Тойра. — До сих пор целы.

Он показал на ратушу, перед которой возвышалось громадное сооружение, похожее на песочные часы. Разница заключалась в том, что в обоих сосудах вместо песка находилась вода — и она медленно, капля за каплей, сочилась из верхнего в нижний. В верхнем же, среди палых листьев и множества комариных личинок-дергунцов плавала крупная бурая лягушка; иногда она ныряла и хватала нескольких, а потом снова поднималась на поверхность и замирала там, бесстыдно растопырив перепончатые лапы.

Пометы на нижнем сосуде, видимо, увязывали количество воды в нем с истекшим (точнее — с выкапавшим) временем. Рядом с клепсидрой играли в «Черепаху, Щуку, Спрута» двое стражников, не забывавшие поглядывать по сторонам; но, как подозревал Фриний, их больше заботило не возможное нападение на часы (именно что невозможное, вряд ли бы даже самый последний безумец решился на такое), а появление кого-нибудь из начальства. На очередных «гостей города» стражники внимания не обратили.

— Вот это, — заявил Тойра, — и называется чудом. Клепсидра влетела Ахарду в… в хороший «коготь». Сами же рабочие и требовали: для порядку, мол, для порядку! Потому что прежние договоренности «работать с утра и до вечера» каждый из нанимателей понимал по-своему и в свою пользу.

— И что, с клепсидрой им стало легче?

— Конечно, нет, — фыркнул проповедник. — С чего бы? Если раньше можно было спорить о том, наступило утро или нет, теперь такой возможности не осталось. Видишь, колокольня возле ратуши? Если по рассветному удару колокола работника не оказывается на месте, на него налагают штраф. А звонят здесь рано-ранехонько. И вечерний колокол тоже ударяет, когда солнце уже давно село. Вот тебе и прогресс…

В молчании они оставили площадь и двинулись к зажиточному району, состоящему сплошь из контор купцов и ювелирных лавок. Неподалеку от Ахарда находились шахты по добыче драгоценных камней, большая часть из которых вывозилась в королевскую казну и уже оттуда попадала на рынок, часть же выкупалась местными дельцами (а еще большая — втихаря раскрадывалась, разумеется, с ведома местных властей и за солидные проценты от последующей выручки). В общем, городок существовал неплохо. Кроме промысла, связанного с добычей и перепродажей краденых драгоценных камней, процветали здесь разнообразные ремесла, особенно же — гончарное. Кто-то когда-то обнаружил, что вывозить незаконным путем добытые драгоценности лучше всего спрятанными в днища и стенки кувшинов да кружек. С тех пор профессия гончара стала в Ахарде очень популярной, как и поговорка о посуде, что бьется на счастье.

Обо всём этом Тойра вкратце рассказал Фринию по пути к дому своего знакомого купца.

— Правда, — добавил, — честным гончарам здесь приходится всё труднее. Работают-то только на городской рынок, потому что самое сложное по нынешним временам — выехать отсюда с грузом каких-нибудь жбанчиков и довезти его целым до места назначения. Тех, кто работает под «кровлей» местных контрабандистов, на большаке не трогают, а вот остальных, честных, не упускают возможности проверить. Особенно местная «изумрудная молодежь» любит так развлекаться.

— Кажется, здесь вообще только и делают, что развлекаются, — угрюмо заметил Фриний, показывая на толпу перед домом, к которому они направлялись.

Заводилой был местный жрец, он возвышался над остальными, взобравшись на пузатый перевернутый горшок. По-видимому, других подходящих постаментов поблизости не оказалось, днище же кувшина было маленьким, и жрец едва удерживался на нем.

— Время, — провозглашал жрец, — есть материя грешная! Вспомните «Бытие»: «Несли они в себе качество ущербное, разрушительное, названье коему — „время“. Скверное то качество распространяли они вкруг себя, подобно заразе неизлечимой!» Так сказано в Книге, такова истина! Но нашлись те, кто презрел указанья Сатьякала и торгует временем, торгует скверною! — В запале жрец взмахнул руками и едва не сверзился с горшка, но вовремя отклонился и сохранил равновесие. — Вот, — продолжил он, тыча длинным кривым пальцем в сторону купеческого дома, — вот оно, гнездо сквернопродавца! Ибо чем же торгует он, как не временем, когда дает деньги в рост?

— Занятно, — пробормотал Фриний. — Неужели этот достойный служитель Церкви знаком с трудами Саллюрэя Сна-Тонрского?

Тойра на это только многозначительно усмехнулся.

— Ведь деньги платит он, — не унимался жрец, — и деньги же от вас принимает. Так за что же берет он больше, чем дает? За время, когда вы пользуетесь теми деньгами, вот за что!

— Ну? — шмыгнул носом высоченный детина в кожаном фартуке. — Так ить правильно берет, мы ж пользуимси.

— Но… — Жрец помахал в воздухе рукой. — Но… Но