Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Я не смог дозвонится Алексу, поэтому банк в Бостоне отпадает, но я связался с нашим человеком на Каймановых островах, куда Мари поместила крупную сумму. Он канадец, и сам банк тоже канадский. Он ждет распоряжений.

— Я ему позвоню. Вы сейчас в «Пон-Рояле»?

— Нет. Я вам перезвоню.

— А где же вы?

— Думаю, можно сказать, что я, словно растерянная и заблудившаяся бабочка, порхаю от одного места воспоминаний к другому.

— Ищете ее?

— Да. Но ведь в этом нет ничего странного, не так ли?

— Простите меня, но где-то в глубине души я надеюсь, что вы ее не найдете.

— Благодарю за поддержку. Я перезвоню вам через двадцать минут.

Он отправился к очередному запомнившемуся месту — Трокадеро, а потом в «Пале де Шало». В прошлом его подстрелили на одной из его террас; слышалась стрельба, люди бежали вниз по бесконечной каменной лестнице, скрываясь за позолоченными скульптурами, струями фонтанов, и, наконец, исчезали среди кустов французского парка, в недосягаемости для выстрелов. Что же случилось? Почему он вспомнил Трокадеро?.. Но Мари была где-то там — где-то там. Но где же она была в этом огромном комплексе? Где?.. На террасе! Она была на террасе! Около памятника — но памятника кому? .. Декарту? Расину? Талейрану? Первым на ум пришел памятник Декарту. Он найдет его.

Он нашел памятник, но Мари там не было. Взглянул на часы — прошло уже почти сорок пять минут с момента, когда он закончил разговор с Бернардином. Как и люди из его воспоминаний, он побежал вниз по лестнице. К телефону.

— Отправляйтесь в «Банк Норманди» и попросите мсье Табури. Он уже знает, что мсье Симон собирается перевести около семи миллионов франков с Каймановых островов, и его личность по голосу должен подтвердить его персональный банкир на островах. Мсье Табури будет счастлив предоставить вам для этого свой телефон, но, поверьте мне, в свои комиссионные он включит и стоимость международного звонка.

— Спасибо, Франсуа.

— Где вы сейчас?

— В Трокадеро. Это сумасшествие. У меня были самые необычные чувства, словно какие-то вибрации, но ее здесь нет. Наверное, дело в том, что здесь когда-то произошло. Черт, меня же здесь чуть не подстрелили.

— Поезжайте в банк.

Борн так и сделал, и через тридцать пять минут после того, как он позвонил на Каймановы острова, непрестанно улыбающийся мсье Табури с желтовато-коричневой кожей подтвердил, что деньги переведены. Джейсон попросил обналичить 750 000 франков самыми крупными банкнотами. Они были принесены ему, а подобострастно скалящийся банкир отвел его в сторонку, прочь от стола — что выглядело довольно нелепо, потому что в помещении и так больше никого не было, — и, когда они подошли к окну, полушепотом заговорил:

— Сейчас в Бейруте есть очень выгодные предложения в сфере недвижимости — поверьте мне, я это знаю. Я специалист по Среднему Востоку, и эти дурацкие конфликты скоро сойдут на нет. Mon Dieu, там просто никого не останется в живых! А потом все возродится, словно средиземноморский Париж. Поместья за половину стоимости, отели по бросовым ценам!

— Звучит заманчиво. Я буду на связи.

Борн с такой поспешностью покинул «Банк Норманди», словно в нем находился рассадник смертельных заболеваний. Он вернулся в «Пон-Рояль» и вновь попытался дозвониться Алексу Конклину в Соединенные Штаты. В Вене, штат Виргиния, уж был час по полудню, но все, что услышал Борн, был автоответчик, просивший голосом Алекса оставить сообщение. По некоторым причинам Джейсон решил этого не делать.

И вот он уже в Аржентоле, поднимается по лестнице из метро, а потом осторожно идет по грязным улицам в сторону «Сердца солдата». Ему дали четкие указания. Он не должен был выглядеть, как прошлой ночью, никакой хромоты, никакого армейского тряпья, чтобы никто из бывших вчера в кафе не смог его узнать. Он должен превратиться в обыкновенного работягу, дойти до ворот закрытой фабрики, закурить сигарету и прислониться к стене. Это должно произойти между 12:30 и часом ночи. Не раньше и не позже.

Когда он спросил посланцев Санчеса — после того, как вручил им несколько сотен франков за беспокойство, — с чем связаны такие предосторожности, наиболее разговорчивый из них пояснил, что «Санчес никогда не покидает «Сердце солдата»».

— Но он покинул его прошлой ночью.

— Только на несколько минут, — возразил разговорчивый посланец.

— Понимаю, — кивнул Борн, хотя ничего не понял, он мог только догадываться. Не был ли Санчес своего рода пленником Шакала, обреченным дни и ночи проводить в этом неприглядном кафе? Это был интересный вопрос, особенно учитывая размеры и недюжинную силу управляющего, подкрепленную далеко не средним интеллектом.

Было 12:37, когда Джейсон, одетый в голубые джинсы, кепку и темный запачканный свитер с V-образным вырезом, дошел до ворот фабрики. Он вытащил пачку сигарет «Галуаз», прислонился спиной к стене и зажег одну сигарету спичкой, которую не сразу потушил. Его мысли вернулись к загадочному Санчесу, главному связному армии Карлоса, наиболее доверенному лицу Шакала, человеку, чей французский мог бы принадлежать воспитаннику Сорбонны, если бы он не был латиноамериканцем. Выходцем из Венесуэлы, если Борна не обманывали его инстинкты. Очень интересно. И Санчес хотел встретиться с ним с «миром в сердце». «Браво, amigo», — подумал Джейсон. Санчес задал напуганному послу в Лондоне такой провокационный вопрос, по сравнению с которым политические выборы могли бы показаться невинным занятием. Аткинсону ничего другого не оставалось, как категорически, если не панически, настаивать на том, что любые указания «Снейк Леди» должны быть выполнены. Сила «Снейк Леди» была единственной защитой посла, его последней надеждой.

Таким образом Санчес мог изменить свою жизнь; это мысль укоренилась в его сознании, и чувство долга ничего не могло с ней поделать. Связной хотел выбраться из сточной канавы, в которую превратилась его жизнь, а с перспективой получить три миллиона франков и скрыться в любом — на выбор — месте на земном шаре, разум Санчеса приказал ему прислушаться к предложению. Иногда жизнь предоставляет возможности для действий. И такая возможность была предоставлена Санчесу, вассалу Карлоса, чья верность своему сюзерену была поколеблена. Борн инстинктивно нащупал нужные слова — и сделал особое ударение на фразах, типа: «Вы сможете путешествовать, исчезнуть… станете богатым человеком, свободным от всяких забот, от нудной суеты» . Ключевыми словами были «свободным» и «исчезнуть», и Санчес не смог на них не среагировать. Он был готов заглотать трехмиллионную наживку, а Борн был рад позволить ему порвать леску и уплыть с ней.

Джейсон посмотрел на часы — прошло пятнадцать минут. Без сомнения, люди Санчеса проверяли улицы, делали последние приготовления перед появлением своего верховного жреца. Борн подумал о Мари, о том чувстве, что возникло у него в Трокадеро, вспомнил слова старого Фонтейна, когда они наблюдали за аллеями «Транквилити Инн» из окна подсобки, ожидая появления Карлоса. Я его чувствую. Как животные чувствуют приближение грозы . Нечто отдаленно — очень отдаленно — напоминающее это Джейсон ощутил в Трокадеро. Все, хватит! Хватит думать о Санчесе! О Шакале!