12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа (сборник) - Бернард Корнуэлл

Шарп отказался от попыток проникнуть в милосердное воображение Форреста и вновь повернулся к Пикурине. Вторая британская пушка пристрелялась по форту, тяжелые ядра методично крушили непрочное укрепление. Французы оказались в западне. Отступить они не могли, путь преграждало озеро, и каждому было ясно: едва стемнеет, канонаду сменит пехотная атака.

Форрест нахмурился:

– Почему они не сдаются?

– А вы бы на их месте сдались, сэр?

Майор оскорбился:

– Конечно нет, Шарп. Я англичанин!

– А они французы. Им тоже неохота сдаваться.

Форрест недоумевал, отчего французы, народ более-менее цивилизованный, так стойко сражаются за такую гнусную власть. Он мог понять, почему американцы защищают республику: молодая нация не успела еще разобраться, какими опасностями чревата эта вредная форма правления. Но французы?.. Это тем более плохо, что Франция – величайшая военная держава мира, а поставила свой штык на службу единственной цели: разнести зло республиканства по всему миру. Очевидный долг Британии – остановить заразу. Форрест считал эту войну чем-то вроде крестового похода, битвой за приличия и порядок; победа британцев означала бы, что Всевышний, которого трудно заподозрить в республиканских наклонностях, благословил усилия их страны.

Он однажды изложил свои взгляды майору Хогану и был неприятно изумлен, когда инженер со смехом ответил:

– Мой дорогой Форрест! Вы воюете исключительно из-за торговли! Не закрой Бони португальские порты, вы бы посапывали в своей челмсфордской постели.

Форрест вспомнил этот разговор и взглянул на Шарпа:

– Шарп, за что мы воюем?

– Сэр? – На мгновение Шарпу подумалось, будто Форрест предлагает сдать форт Пикурина. – За что мы воюем?

– Да, Шарп. За что вы воюете? Вы против республиканства?

– Я, сэр? Да мне и слова такого не выговорить. – Шарп улыбнулся и понял, что майор спрашивает всерьез. – Господи боже, сэр! Мы вечно воюем с французами. Каждые двадцать лет. Если бы мы с ними не воевали, они бы к нам вторглись. Пришлось бы есть улиток и говорить по-французски. – Он рассмеялся. – Мы воюем, потому что эти сволочи всюду суют свой нос и надо кому-то их окоротить.

Форрест вздохнул. От необходимости объяснять Шарпу расстановку сил на мировой арене его избавил Уиндем: полковник заметил Форреста и Шарпа и, сопровождаемый несколькими батальонными офицерами, подошел к брустверу.

Уиндем пребывал в отличном расположение духа. Он посмотрел, как британские ядра разносят остатки французского парапета, и ударил сжатым кулаком по ладони:

– Отлично, ребята! Так их, каналий! – Полковник вежливо кивнул Шарпу, улыбнулся Форресту. – Превосходный денек, Форрест, превосходный! Две лисы!

Хоган как-то заметил Шарпу, что для британского офицера нет счастья большего, чем убить лису. Вдобавок к сегодняшнему двойному счастью Уиндем еще и получил радостные вести. Он вытащил из кармана письмо, издалека показал Форресту:

– От миссис Уиндем, Форрест. Отличные новости!

– Замечательно, сэр.

Форрест, как и Шарп, подумал было, что обладательница скошенного подбородка подарила миру еще одного юного Уиндема, но выяснилось, что это не так. Полковник развернул письмо, помычал, читая первые строчки, – по лицам Лероя и остальных офицеров Шарп видел, что их уже посвятили в отличные новости.

– Вот! У нас завелся браконьер, Форрест. Какой-то мерзавец повадился воровать наших фазанов. Моя дражайшая супруга его поймала!

– Замечательно, сэр. – Форрест попытался изобразить живой интерес.

– Не просто поймала! Она купила новый капкан! Чертова штуковина так покалечила мерзавца, что он умер от гангрены. Миссис Уиндем пишет: «Это настолько вдохновило нашего пастора, что он посвятил происшествию последнюю воскресную проповедь, к вящему поучению тех прихожан, которые забывают свое положение!»

Шарп усомнился, что кто-нибудь в приходе полковника забывает свое положение, если миссис Уиндем столь ревностно блюдет свое, однако счел за лучшее не вмешиваться. Уиндем снова заглянул в письмо:

– Отличный малый наш пастор. Ездит верхом, что твой кавалерист! Знаете, какой текст он выбрал для проповеди?

Шарп переждал пушечный выстрел.

– Числа. Глава тридцать вторая, стих двадцать третий, сэр? – кротко осведомился он.

Полковник взглянул на него:

– Откуда вы, черт возьми, знаете? – Похоже, он заподозрил, что стрелок читает его почту.

Лерой улыбался во весь рот.

Шарп решил не говорить, что в спальне сиротского приюта, где он воспитывался, на стене был аршинными буквами написан этот самый текст.

– Мне кажется, это подходит к случаю.

– Верно, Шарп, чертовски подходит. «Испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас». Ведь испытал же, испытал? Умер от гангрены! – Уиндем захохотал и повернулся к майору Коллету, который вел за собой полковничьих слуг с бутылками вина. Полковник улыбнулся офицерам. – Думаю, стоит отпраздновать. Выпьем за сегодняшнюю атаку.

Пушки палили и в сумерках. Наконец совсем стемнело, и под звуки труб превосходящие силы британцев двинулись на французский редут. Отметив, что канонада смолкла, артиллеристы на крепостных стенах навели пушки на склон перед фортом Пикурина и начали обстрел. Ядра косили атакующих, но те лишь смыкали ряды и двигались дальше. Потом в городе громыхнуло сильнее, и снаряд описал над озером алую дугу – вступили в бой гаубицы. Блеснули разрывы. Стрелки 95-го выстроились перед фортом в цепь; Шарп видел булавочные острия вспышек: били по бойницам. Защитники форта не стреляли, а прислушивались к командным выкрикам в темноте, к свисту пуль над головой – ждали настоящего штурма.

Офицеры на холме мало что видели, кроме дульных вспышек и разрывов. Взгляд Шарпа приковали пушки на городской стене. Каждая изрыгала пламя: первые секунды, пока вылетало ядро, пламя оставалось ярким и вытянутым, а затем на краткий миг превращалось в нечто странное, живущее независимо от орудия: эфемерное дрожащее диво, замысловатые складки огненной материи, которые колыхались и исчезали. Зрелище завораживало, оно как будто не имело ничего общего со сражением, и Шарп смотрел, прихлебывая вино, как вдруг крики «ура!» с темного поля возвестили, что батальоны бросились на штурм.

Что-то разладилось. Крики оборвались. Ров, окружавший маленький форт, оказался глубже, чем думали англичане, к тому же они не знали, что его заполнила дождевая вода. Атакующие намеревались спрыгнуть в ров, приставить к стене короткие лестницы, легко взобраться и подавить врага численным превосходством. Однако на пути оказалась водная преграда. Французы залегли за разбитым парапетом и открыли огонь. Британцы без всякого толка палили в каменную стену, французы сталкивали осаждающих в воду или отгоняли выстрелами. Защитники, чуя победу, заряжали и стреляли, заряжали и стреляли, затем, чтобы осветить беспомощные мишени, зажгли пропитанные маслом вязанки, которые приберегали к концу штурма, и стали сбрасывать их со стены.

Это оказалось роковой ошибкой.

С холма Шарп видел, как атакующие беспомощно мечутся по краю рва. Яркое пламя высветило британцев; французские канониры на городской стене без