Ветер в его сердце - Чарльз де Линт

class="p1">Я готов излить на Морагу поток возражений, но замечаю в его глазах искорку смеха. Похоже, пора менять тактику.

— Ну да, скажи еще, что тебя волнует, кто и что там думает. Да про твои вмешательства в жизнь людей ходит столько же баек, сколько про Джимми Чоллу!

Он тычет мне пальцем в грудь:

— Эй, проявляй уважение к старшим!

— Да какой ты мне старший!

Морагу смеется:

— Давай-ка прогуляемся, рок-звезда. Посмотрим, что можно сделать.

Я делаю хороший глоток, едва не вылив все остатки воды из ведра себе на рубашку, и Морагу ведет меня на горную тропу. Как правило, подъем от кострища Эгги дается мне легко, однако последствия чехарды у колеса стихий сказываются на моем состоянии самым неприятным образом — взбираюсь я, хватая ртом воздух. Впрочем, стоит нам продвинуться километра на три к северу, и напряжение начинает потихоньку спадать — кажется, монолит усталости раскололся на валуны, и те скатываются вниз, подпрыгивая на скальных выступах крутых склонов с обеих сторон нашей тропы. Я делаю глубокий вдох и ловлю себя на мысли, что с тех самых пор, как появились Консуэла и толпа майнаво, мне впервые удалось набрать полные легкие воздуха. Скала под ногами, небо над головой и распростершийся вокруг мир — все это постепенно приводит меня в норму. Солнце палит нещадно, хотя благодаря ветру жара практически не ощущается. Грифы-индейки по-прежнему медленно нарезают круги, но теперь мы так высоко, что смотрим на них сверху вниз.

Я сверяю время по солнцу. Скоро полдень — даже не верится: столько всякого успело произойти за утро.

Вместо обычной для долгих переходов размеренной бодрой поступи Морагу задает неспешный темп.

— Ты ведешь нас в какое-то определенное место, или мы просто шастаем наобум в надежде наткнуться на нее? — не выдерживаю я в конце концов.

— Жду весточку от кузенов.

Я оглядываюсь по сторонам: кроме нас, на тропе никого.

— А ты что… Общаешься с ними телепатически?

— Ну я же все-таки шаман, — ухмыляется Морагу.

Раньше подобный ответ породил бы ворох шуточек с моей стороны, но за последние дни мне довелось стать свидетелем множества необычайных вещей. Может, он дразнится, а может, и на самом деле каким-то образом мысленно переговаривается с майнаво.

— И что они говорят?

— Да пока ничего путного. Но они рады помочь тебе. Говорят, раньше ты так не поступал.

— Как так?

— Не принимал помощь других. Обычно именно тебе приходится улаживать проблемы.

— Учитывая, как прошла последняя неделя, это в далеком прошлом.

— Но это вовсе не признак слабости, — возражает шаман. — Тебе нравится помогать другим, но и им хочется ответить тем же.

— Знаю.

На самом-то деле ни черта я не знаю. Или не знал. Но начинаю понимать, что невозможно полностью отстраниться от мира. А коли ты с ним связан, без взаимообмена уже никак. Давать-то я горазд, а вот брать не очень привык.

— Задумывался над тем, что попросишь у Ситалы в качестве ответной услуги? — интересуется Морагу.

Я качаю головой:

— Не уверен, что она мне чем-то обязана. Мне просто казалось, что дать ей тело будет правильным. — Помолчав, все-таки спрашиваю: — Это ведь было правильным, как считаешь?

После некоторых раздумий шаман отвечает:

— Наверно. Когда смотришь на Консуэлу, волей-неволей приходит в голову, что она способна устроить все что угодно — и скорее всего, навряд ли хорошее. Старые майнаво по большей части все такие, даже если и готовы сотрудничать. Не пойми меня превратно — свое слово они сдержат, но могут найти способ переиначить обещание так, что результат окажется прямо противоположным желаемому.

Кажется, я понимаю, к чему он клонит:

— А поскольку Ситала так молода…

— Нет-нет, ты ошибаешься, — перебивает меня Морагу. — Тело-то у нее новенькое, но дух — он такой же древний, как у Консуэлы.

— И потом она тоже станет причиной множества неприятностей?

Шаман пожимает плечами:

— Подобное можно сказать о любом, в том числе и о нас, коли на то пошло. Но не о том речь. Насколько я могу судить, Ситала обладает чистотой. Целеустремленностью, что ведет ее стезями красоты, с которых сбилась ее сестра.

— И ты это понял, постояв рядом с ней несколько минут?

— Шаман — помнишь? — тычет Морагу в себя пальцем.

— Как скажешь, — подмигиваю я ему, подначивая.

Морагу, впрочем, на уловку не ведется.

— Думаю, ты можешь ей доверять. Она выполнит твою просьбу без всяких фокусов Коди. — Он внимательно смотрит на меня и добавляет: — Только сдается мне, не собираешься ты ее ни о чем просить.

— Напротив, прямо сейчас у меня появилась парочка идей, — отвечаю я.

Нашу беседу прерывает планирующая ворона. Не издав ни звука, она садится на один из побегов фукьерии — тот под ее весом угрожающе прогибается — и, поглядывая на нас, покачивается вверх-вниз на своем насесте.

Морагу смотрит на ворону, затем оборачивается ко мне:

— Она у твоего дома, в лощине за трейлером, где у тебя огородик.

Я спрашиваю у птицы:

— В каком она настроении?

Несмотря на вновь обретенный опыт, разговаривать с вороной мне немного неловко. А ту мое замешательство явно забавляет — похоже, она уловила мое настроение.

Птица принимается чистить перья, и шаман сообщает:

— Выглядит очень грустной. По слухам, собирается все бросить и удалиться в призрачные земли.

Я не свожу с вороны глаз, и она, уставившись на меня, принимается хлопать крыльями. Ее посыл настолько очевиден, что мне даже не требуется перевода: «Беги со всех ног, придурок, если хочешь ее застать!»

Я оборачиваюсь к Морагу, и тот кивает:

— Давай! Если твоя лисолопочка удерет, тебе ее уже никогда не сыскать.

Я пускаюсь рысцой. И впервые, сколько пользуюсь этой горной тропинкой, не обращаю внимания на окрестности. В голове моей отдается эхом предупреждение: если я не застану ее, больше никогда не увижу.

Поворот к лощине за трейлером показывается раньше, чем я предполагаю. Я кубарем скатываюсь по узкой тропинке вниз и замираю, завидев лисицу с рожками антилопы на скамейке Опоссума. Оторвавшись от созерцания пустынных пейзажей в долине, она оборачивается, и у меня словно камень падает с души.

— Прости, — произношу я.

Я не вдаюсь в объяснения, почему так повел себя. И даже не пытаюсь как-то оправдаться. Опоссум наставлял меня на этот счет еще давным-давно, только за долгие годы я успел подзабыть его урок.

«Ни одна женщина в мире не захочет выслушивать твои дурацкие объяснения, почему ты так поступил», — говорил он. «Им важно знать только, что ты сожалеешь о содеянном или сказанном и скорее умрешь, чем еще раз сотворишь нечто подобное. Послушай старого отшельника», — убеждал он. Парочка разводов и целая куча развалившихся отношений, вернее, размышления