Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Валентина Парсаданова

Однако уже через полгода после перехода в Генеральную прокуратуру в возрасте всего лишь 50-ти лет С.С. Радевич скончался от сердечного приступа. Перенапряжение сил, неизбежные стрессы и связанные с этим моральные потрясения подорвали его здоровье.

Нельзя не отметить самое активное участие в выполнении следственных действий военного прокурора В.Н. Граненова, который дополнял следственный коллектив единомышленников, отвечая за применение компьютерной и криминалистической техники, что позволило переработать значительный по объему следственный материал.

18—20 декабря 1990 г. участники следственной группы познакомились со своими польскими коллегами — заместителем Генерального прокурора Польши С. Снежко, прокурором департамента Министерства юстиции Х. Ставрилло и начальником отдела Главной военной прокуратуры Польши С. Приемским — и совместно работали в Главной военной прокуратуре. В дальнейшем регулярные встречи проводились каждые 3—4 месяца как в ГВП, так и в правоохранительных органах Польши. Оглядываясь назад и подытоживая проделанную совместно работу, можно смело утверждать, что без активного участия Снежко и его коллег просто невозможно было бы достичь таких положительных результатов в расследовании дела. В значительной степени это было обусловлено ролью и усилиями С. Снежко — не только высокопрофессионального юриста, но и умного, опытного, контактного человека, в котором органично сочетаются, с одной стороны, твердость и настойчивость, а с другой — необходимая гибкость. Он не только отлично владеет русским языком, что позволило ему принимать самое активное участие в наиболее ответственных следственных действиях — таких как эксгумации в Харькове, Медном, Катынском лесу, в допросах свидетелей Сопруненко, Сыромятникова и других, в обсуждениях на совместных рабочих встречах хода работ и перспектив дальнейшего расследования дела, но и удивительно хорошо знает советско-российскую действительность, особенности русского характера и стиля работы российских чиновников. Эти качества помогали оперативно решать появлявшиеся проблемы, преодолевать возникавшие периодически трудности. Кроме того, статус Снежко позволял ему сразу после встреч со следователями российской стороны непосредственно обращаться в Генеральную прокуратуру РФ и Правительство РФ и устранять возникавшие затруднения.

Важнейшую роль сыграло великолепное знание Снежко предмета доказывания по уголовному делу, что было особенно ценно на первоначальном этапе следствия. В простой, неформальной обстановке он ознакомил следователей с основными проблемами дела, передал для приобщения к его материалам практически недоступные тогда в СССР книги польских авторов — «Смерть в лесу» Я. Заводного, «Катынь» Ю. Мацкевича, опубликованные свидетельства бывших военнопленных — «В тени Катыни» С. Свяневича, «На бесчеловечной земле» Ю. Чапского, а также исследования польских ученых — «Катынская драма» Ч. Мадайчика, «Убийство в Катыни» Е. Тухольского и другие издания из этого ряда публикаций. Они позволили развернуть и проводить расследование с более глубоким пониманием существа дела.

Кроме работников ГВП, в состав следственной группы во исполнение распоряжения Президента СССР были включены представители территориальных органов прокуратуры и ведомства безопасности. От управлений Комитета государственной безопасности (УКГБ) по Смоленской, Харьковской и Тверской областям были включены В.Я. Тюкавин, А.Б. Туркевич, Н.Н. Мурзин, В.Я. Ершик и другие. Они оказали определенное содействие при проведении эксгумаций на территории этих областей и по поручениям ГВП выполняли отдельные следственные действия.

К следственной группе были прикомандированы «в помощь» представители центрального аппарата КГБ СССР — полковники Ю.И. Скобелев, Л.А. Капитанов и другие, которые в отличие от следователей УКГБ областного звена не столько помогали ходу следствия, сколько держали его под контролем. Было очевидно, что органы госбезопасности не оставят без внимания это дело, так как они явно, несмотря на распоряжение Президента СССР, не были заинтересованы в установлении истины, поскольку расследование касалось темного прошлого организации, в которой, как и прежде, культивируется гордость чекистскими традициями и где сильна преемственность поколений, основанная на кастовости и элитарности положения в обществе.

В то же время эта организация была вынуждена выполнять волю политического руководства страны, которая обязывала их оказывать содействие в расследовании. Вот мнение по этому вопросу старшего военного прокурора А.Ю. Яблокова: «Оценивая в целом всю проведенную совместно с органами безопасности работу, следует признать, что она протекала в диапазоне от добросовестного выполнения наших поручений до прямого противостояния и неприятия проводимого расследования».

Эта ситуация как в зеркале отразилась в событиях августа 1991 г., имевших место при проведении эксгумации на территории Тверской области. Индифферентное отношение к следственному действию, проводимому военными прокурорами на территории дачных участков УКГБ по Тверской области, начальник этого управления генерал-майор госбезопасности В. Лаконцев сменил на открытую неприязнь и требование остановить работы, когда 19 августа пришло известие о попытке ГКЧП совершить государственный переворот. По требованию Лаконцева члены следственной группы были доставлены в УКГБ, где он потребовал прекратить раскопки и освободить подведомственную ему территорию. В его голосе зазвучала угроза, когда он заявил, что не может обеспечить безопасность военных прокуроров, представителей польских правоохранительных органов и экспертов. Однако они не подчинились. Уже через несколько дней, когда стало ясно, что путч провалился, тот же Лаконцев явился собственной персоной на место раскопок и долго разглагольствовал о важности проводимой работы. Несмотря на то что об этом казусе широко сообщалось в центральных средствах массовой информации, Лаконцев не только сохранил свои позиции, но и был впоследствии повышен по службе.

Во всяком случае, для «совместной работы» с центральными органами госбезопасности на всем протяжении следствия были характерны два момента.

Во-первых, отсутствие с их стороны всякой инициативы в предоставлении нужных следствию документов, сведений о свидетелях. Следователям приходилось сначала доказать существование тех или иных документов и только после этого их запрашивать.

Во-вторых, постоянное стремление контролировать расследование, чтобы оно не выходило за узко трактуемые рамки, обозначенные поручением политического руководства страны. Даже после обнаружения и отбора документов в архивах органов безопасности для их получения требовались развернутые письменные справки с анализом собранных доказательств и обоснованием необходимости их передачи в руки следствия, вдобавок за подписями руководителей ГВП или даже Генпрокуратуры.

Именно поэтому многие запросы документов в КГБ СССР, а затем в Федеральной службе контрразведки (ФСК) РФ, невзирая на отрицательные ответы, неоднократно дублировались, дополнялись вновь собранными доказательствами.

Перестал существовать Советский Союз, сменилось политическое руководство, М.С. Горбачева заменил Б.Н. Ельцин, трансформировались ориентиры и настроения в обществе. Почти что ежегодно менялись Генпрокуроры страны, руководители ГВП и органов безопасности. Дело дошло до того, что едва не была ликвидирована сама Главная военная прокуратура, но все ограничилось ее временным переименованием. Расследование дела № 159 по факту расстрела польских военнопленных шло своим ходом. Настойчивость следователей в истребовании документов и сборе вещественных доказательств поддерживалась уверенностью в правоте своих действий, основанной на знании законов, уже добытых сведениях и их логическом анализе.