Верлен - Пьер Птифис

Работа была закончена, и со спокойной совестью Верлен мог наконец насладиться достопримечательностями Амстердама, в частности кварталом Красных фонарей.

Вернувшись в Гаагу, Верлен, уже в качестве слушателя, присутствовал на публичной лекции мага Жозефина Пела-дана о Тайне, Искусстве и Любви. «Да, у этого моего соотечественника не все дома», — не мог не прошептать Верлен, увидев докладчика в плаще волшебника, фиолетовой блузе и кожаных сапогах. Однако поэт был рад поболтать с магом в ресторане «Руаяль» и восхищался разнообразием его гардероба, так как Пеладан надел на обед черную блузу и бархатные серебристые штаны.

На следующий день, в воскресенье 6 ноября 1892 года, издатель Блок организовал поездку в экипаже к морю в Ше-венинген. Погода стояла великолепная, и день прошел в приятной дружеской обстановке.

Рано утром в понедельник Верлен тепло попрощался с Филиппом Зилкеном, его женой и маленькой дочерью Рене, которую поэт уже называл своей крестницей и, как настоящий дедушка, усаживал на колени, чтобы показать ей альбом с японскими рисунками.

Наш поэт гордился своими победами в Голландии не меньше, чем Людовик XIV, имя которого Верлен не к месту упомянул в своем первом выступлении. Путешествие принесло Верлену девятьсот франков — маленькое, но состояние. С ребяческой радостью поэт показал красивые бумажки Эжени, и ее глаза алчно загорелись. Что же произошло потом? Точно не известно, но через некоторое время Эжени заявила, что деньги исчезли, хотя она их хорошо спрятала, никто не мог их найти…

— Исчезли? Как? Куда?

Можно представить себе изумление Верлена и последовавшую за этим вспышку ярости. Разбушевавшись, он выставил воровку за дверь, угрожая спустить ее с лестницы. Консьержка, испуганная ссорой, вызвала полицию: разъяренного Верлена отвели в участок. «Я — человек, который с триумфом вернулся из Голландии, — с горечью замечает он, — человек, которого бурно приветствовали там, за границей, и я попадаю в полицейский участок на следующий же день после возвращения, даже не выпив ни капли». Это был страшный удар. С диким остановившимся взглядом Верлен блуждал по улицам, как лунатик, неожиданно останавливаясь, чтобы обругать воображаемых прохожих или постучать палкой по тротуару. Этой же палкой он колотил стаканы мирных посетителей кафе.

— Он сумасшедший. Его надо отправить в психушку! — раздавалось вокруг.

— В психушку? Да это же моя мечта, — заявил Верлен Казальсу, — устрой меня туда.

Он уже видел себя в маленьком домике, одиноко стоящем посреди парка, неизлечимо больного, но безобидного, так что ему разрешают принимать посетителей.

— Ах, — говорил он, — какая будет замечательная визитная карточка:

Естественно, что в доме по улице Фоссе-Сен-Жак он больше не появлялся. Никто не знал, где он бродит. Верлен распространил слух, что он подал жалобу в прокуратуру, но сомнительно, чтобы это было правдой. Верлен знал, что попытка возбудить дело обречена на провал, ведь потаскушка уже наверняка передала деньги сообщнику. Газеты тут же накинулись на эту новость. В «Журналь» от 1 декабря 1892 года можно было прочесть заметку под ироническим названием «Верлен-заимодавец».

«Поэт Поль Верлен в письме, адресованном прокурору Республики, подал в суд на некую Берту Н… которая, по его словам, обманным путем выманила у него сначала 600 франков, а затем еще 300. Ведется следствие.

Какой про это можно было бы написать роман! Да их уже не читают, увы».

Из-за своего исчезновения Верлен потерял ренту, которую обеспечивали его друзья (в среднем 140 франков в месяц, итого 1114 франков, считая с марта). И действительно, в конце ноября уже никто не мог найти поэта и передать ему деньги за месяц. Было отчего прийти в отчаяние последним преданным ему людям. С 25 декабря подписка была закрыта.

Верлен пришел в себя через месяц после происшествия. С помощью счета удалось установить, что он снова поселился в отеле «Монпелье», откуда, вероятно, уже уехали Лакан и красавица Эстер. Вот этот документ:

«Отель Монпелье

Полный пансион и дежурное блюдо

Дом Бенар

Господин Верлен поселился 3 декабря 1892 года на улице Декарта, дом 18, в номере 16 за 16 франков в месяц. 3 месяца: с декабря по март 1893 года.

Итого: 48 франков…»[660]

Эжени смогла его там отыскать и объяснила ему, что украсть деньги могла только Эстер — она проникла к ней в квартиру и все перерыла. Что самое невероятное, Верлен проглотил наживку. 10 декабря он сообщил Зилкену: «Тщательное расследование показало, что я ошибся в первоначальных выводах, и теперь я снова живу на улице Фоссе-Сен-Жак». Расследование конечно же ограничилось умозаключениями Эжени, видевшей у соперницы новые туалеты.

Забудем на некоторое время о краже: 6 декабря 1892 года Верлен присутствовал на шестом банкете, организованном «Пером» и проходившем под председательством Малларме, заменявшего больного Леконта де Лиля. Верлену пришлось в этот вечер слушать похвалы в адрес своего злейшего врага, ведь они с де Лилем по-прежнему были на ножах. Как-то достопочтенный Леконт заявил, имея в виду Верлена: «Если мы не вмешаемся, то этот поэт с его 15 стопами будет ходить на четвереньках!» Ненависть, которую испытывал к нему наш поэт, уже было утихшая, разгорелась вновь и сравнялась по силе с ненавистью к Матильде. Когда де Лиля 31 марта 1887 года избрали во Французскую Академию, Верлен преподнес ему такой комплимент:

Однажды два поэта случайно встретились в табачном киоске около здания сената. Леконт де Лиль попросил сигару за пять су. Верлен, стоявший сзади, смерил его презрительным взглядом и громко потребовал:

— А мне сигару за ВОСЕМЬ су!

Получив сигару, Верлен по секрету сообщил продавщице:

— Знаете, кто этот господин? Так вот, это старый шут Меленг![662]

Кража, о которой Верлен не переставал думать, так подействовала на него, что в конце концов он заболел и снова очутился в Бруссе. «Я лечусь от общей слабости, а также от последствий диабета», — пишет он Зилкену 21 декабря, через три дня после своего поступления в больницу.