Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Миссис Битти ничего не выдумала, – ответил Страйк. – Мистер Рэмидж определенно видел пропавшую…

– Ой, я не то хотела сказать, я не имею в виду, что Джен это выдумала, нет. – Айрин мгновенно начала сама себе противоречить. – Я просто имею в виду, вы же понимаете, что Марго, как ни странно, оказалась в этом городке, в Лемингтоне… вы обнаружили какую-нибудь связь, – вскользь спросила она, – или?…

– Пока нет, – ответил Страйк. – А вы-то, случаем, не вспомнили что-нибудь о Марго и Лемингтон-Спа, нет?

– Я? Господи, конечно нет, откуда мне знать, как ее туда занесло?

– Ну, иногда люди что-нибудь припоминают после разговора с нами…

– А вы после этого не беседовали с Джен?

– Нет, – отрезал Страйк. – Не знаете, когда она вернется из Дубая?

– Не знаю, – ответила Айрин. – Везет же некоторым, правда? Я бы не прочь прихватить чуток солнышка, а то у нас зима такая… но для Джен это – не в коня корм, солнечные ванны она не принимает, а я, в отличие от нее, не готова летать на такие расстояния экономклассом… Удивляюсь, как она там не свихнулась: полтора месяца, да еще с невесткой! Не важно, какие у тебя с ней отношения, но так долго…

– Ну, пожалуй, лучше я вас отпущу, миссис Хиксон.

– Вот и славно, – зачастила она. – Вот и хорошо. Желаю вам всяческих успехов.

– Спасибо, – сказал Страйк и повесил трубку.

Дождь барабанил в оконное стекло. С тяжелым вздохом Страйк направился в туалет, еле-еле дотерпев до этого момента.

Расплачиваясь по счету, он краем глаза увидел, как мимо окна проходит мужчина в фуфайке с Ежом Соником, причем по той же стороне улицы, где находилось кафе. Теперь он шел в обратную сторону и тащил в руках два объемистых пакета с продуктами из супермаркета «Теско», двигаясь все той же странной расхлябанной походкой; волосы его все так же липли к черепу, а рот был слегка приоткрыт. Страйк проводил его взглядом: дождевые капли падали с пакетов и с мочек его невероятно больших ушей.

Не веря своей удаче, Страйк бросил на стол чаевые и поспешил на улицу, под проливной дождь, на ходу надевая плащ.

Если душевнобольной прохожий в намокшей фуфайке с Ежом Соником на груди действительно был в свое время лопоухим мальчишкой, которого таскал за собой по этим улицам эксцентричный родитель, значит он прожил сорок лет именно в этом закоулке Кларкенуэлла. Что ж, такое бывает, размышлял Страйк, особенно с теми, для кого здесь есть какая-никакая поддержка и весь мир ограничен парой знакомых улиц. Прохожий еще оставался в пределах видимости: он невозмутимо двигался под дождевыми струями в направлении Кларкенуэлл-роуд, не ускоряя шага и не пытаясь укрыться от ливня. Страйк поднял воротник плаща и двинулся следом.

Пройдя небольшое расстояние по Сент-Джонс-стрит, объект свернул направо возле угловой скобяной лавки и оказался на Альбемарль-уэй, короткой улочке со старой, красного цвета телефонной будкой в противоположном конце и со сплошными рядами домов по обеим сторонам. У Страйка вспыхнул профессиональный азарт.

Тем временем лопоухий, миновав скобяную лавку, опустил пакеты с покупками на мокрый тротуар и вытащил из кармана дверной ключ. Страйк продолжал путь – спрятаться было негде, но взял на заметку номер входной двери. Неужели покойный Эпплторп проживал именно в этой квартире? Разве не говорил себе Страйк, что Альбемарль-уэй вполне подходит для засады на жертву? Пусть не столь идеально, как Сквозной проход или Иерусалимский проезд, но куда лучше, чем оживленная Кларкенуэлл-Грин, где, по убеждению Тэлбота, Марго отбивалась от переодетого Денниса Крида.

Страйк услышал, как за лопоухим прохожим захлопнулась входная дверь, и повернул назад. Темно-синяя, давно не обновлявшаяся краска облупилась. Рядом с дверью была маленькая кнопка звонка, под которой приклеили табличку с написанной печатными буквами фамилией: «Эторн». Не эту ли фамилию силилась вспомнить Айрин: Эпплторп, Эпплтон, Эптон? И тут Страйк заметил, что в замочной скважине остался ключ.

Упрекая себя за недооценку причуд вселенной, Страйк вынул ключ и надавил кнопку; внутри пронзительно заверещал звонок. Пару мгновений ничего не происходило, потом дверь вновь распахнулась: на пороге стоял все тот же человек в насквозь промокшей фуфайке с Ежом Соником.

– У вас ключ торчал в замочной скважине. – Страйк протянул ему ключ.

Незнакомец смотрел не в глаза посетителю, а на третью пуговицу его плаща.

– Со мной такое уже случалось, и Клер сказала: смотри, чтобы этого больше не было, – пробормотал он, взял протянутый ему ключ и стал затворять дверь.

– Меня зовут Корморан Страйк. Можно я зайду и мы с тобой побеседуем про твоего папу? – спросил Страйк; он еще не выставил вперед ступню, но уже приготовился это сделать, если возникнет такая необходимость.

На фоне темной прихожей лопоухое лицо выделялось своей бледностью.

– Мой-папа-Гильерм умер.

– Да, – сказал Страйк, – я знаю.

– Он меня на плечах носил.

– Серьезно?

– Ага. Мне мама рассказывала.

– Ты один живешь?

– Я живу с мамой.

– Маму зовут Клер?

– Нет. Дебора.

– Я детектив, – сообщил Страйк, доставая из кармана визитку. – Меня зовут Корморан Страйк, и я бы очень хотел, если можно, побеседовать с твоей мамой.

Жилец дома не притронулся к визитке и только бросил на нее косой взгляд. Страйк заподозрил, что бедняга не умеет читать.

– Как думаешь: можно? – спросил его Страйк, переминаясь под холодным дождем.

– А чего, давай. Заходи, – ответил тот, все еще обращаясь к пуговице плаща, и настежь распахнул дверь, впуская детектива в дом.

Даже не оглянувшись посмотреть, следует ли за ним незваный посетитель, он направился к темной лестнице.

Страйку сделалось неловко оттого, что он воспользовался состоянием такого человека, как Эторн, но слишком уж заманчивой была перспектива оглядеться в квартире, где в семьдесят четвертом году проживал самопровозглашенный убийца Марго Бамборо. Тщательно вытерев ноги о коврик, Страйк затворил за собой дверь и увидел на полу несколько писем, по которым как ни в чем не бывало шагал его провожатый – на одном конверте даже отпечатался мокрый след. Страйк поднял с пола корреспонденцию и стал подниматься по деревянным ступеням, над которыми свисала голая перегоревшая лампочка. При подъеме Страйк позволил себе пофантазировать на тему квартиры, куда в течение четырех десятилетий не входил никто, кроме жильцов: запертые шкафы и комнаты, а возможно – такие случаи были ему известны, – даже скелет, лежащий прямо на виду. Когда Страйк ступил на лестничную площадку, надежды всколыхнулись с новой силой: плита в тесной кухоньке явно была родом из семидесятых, равно как и коричневая облицовка стен, но, к сожалению – с точки зрения сыщика, – в квартире царил порядок и веяло свежестью. На старом ковре, оранжевом с коричневыми завитками, виднелись полосы от недавней чистки пылесосом. Нераспакованные пакеты из супермаркета «Теско» оставались на полу, но обшарпанный линолеум сверкал чистотой.