Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

Абвер в Брюсселе работал с человеком, которому присвоил псевдоним Карлос, его также звали Ле Кузен, «кузен». Этим родственничком был ни кто иной, как главный инспектор бельгийской государственной полиции Шарль Матьё. Куратором Матьё был старший лейтенант отделения Абвера в Брюсселе Бёдикер. По каким причинам бельгиец сотрудничал с немцами, неизвестно. Возможно, ему как полицейскому просто докучала нелегальная деятельность с черным рынком и прочими прелестями, которые пышно расцветали под ширмой Сопротивления. Возможно, он был антикоммунистом, может быть, еще и антисемитом.

Инспектор Матьё подловил на крючок подходящего человека. Звали его Абрам Райхман. Он изучил достойное ремесло: ремесло фальсификатора, мастера по подделке документов. Свой курс подмастерья он прошел в подпольном аппарате КПГ, где делал поддельные паспорта. Потом он стал самостоятельным ремесленником. Из этого источника черпали некоторые брюссельские клиенты, которым срочно требовалось «сменить личность». Райхман поддерживал контакты с полицией, для его профессии это было неизбежным. Но он не знал, что главный полицейский Брюсселя месье Матьё выдал его существование и его деятельность немцам.

2 сентября 1942 года Райхман был арестован. И перевербован. Люди вроде Треппера позднее пытались представить Райхана героем, который пошел на сотрудничество с немцами лишь после жестоких пыток. Гестаповцы после войны утверждали обратное – у каждого были для этих утверждений свои причины. Во всяком случае, встречи Райхмана для передачи паспортов превратились в тайные аресты. Среди арестованных оказались также радист Венцель и его новый шеф Ефремов.

Ефремов тоже вскоре согласился сотрудничать с немцами. О причинах этого ходят самые разные гипотезы. Наверное, ближе всего к правде та версия, что гестаповцы запугали Ефремова тем, что собирались сообщить его начальникам в Москву, что он перешел на сторону немцев и выдал им Венцеля. Ефремов знал, что это обвинение ложно, но понимал, что будет с его семьей, которую он очень любил, если Гестапо запустит эту «утку» в сторону Москвы.

Помимо Ефремова в следующие месяцы сотрудничать с немцами стал и Венцель, что их очень обрадовало. Как его принудили к сотрудничеству, было уже описано в главе о Шульце-Бойзене и его коллегах. С помощью Венцеля удалось решающим образом взломать коды советских радиопередач. Он также был включен в радиоигру с Москвой. Венцель впоследствии заявлял, что водил Абвер и Гестапо за нос. Его радиограммы были составлены так, что любой знающий человек заметил бы, что в них что-то не так. В пользу Венцеля, во всяком случае, говорит то, что после 5 месяцев ареста и радиоигры 18 ноября 1942 года удалось сбежать. Он смог продержаться в подполье до отступления немецкого Вермахта.

Ефремову этой лазейки не оставили. Лишь в самом конце войны он исчез в никуда. До того времени он дал Гестапо несколько полезных наводок. Например, он рассказал о фирме «Симекско» в Брюсселе. Оттуда уже сыщикам легко было выйти на парижский «Симекс». Но обыск на «Симексе» показал лишь, что эта фирма занималась спекуляцией и контрабандой, но ее серьезные служащие, если в этой фирме было что-то серьезное, понятия не имели о конспиративной деятельности господина Жильбера, он же Леопольд Треппер. У этого были и преимущества, и недостатки.

Недостатком было то, что все, кого напугали обвинением в шпионаже, тут же выложили все то немногое, что они знали, чтобы помочь схватить тех, кто манипулировал ими без их ведома. Например, супруга управляющего «Симекс» мадам Мари-Луиз Корбен сказала немцам, что рекомендовала месье Жильбера своего стоматолога. Она сообщила имя и адрес доктора. Календарь приема врача был просмотрен во время внешне невинного посещения и в нем действительно значился месье Жильбер. Он был арестован прямо в зубоврачебном кресле 5 декабря 1942 года. Так Треппер попал в немецкие руки.

Он сразу же согласился сотрудничать с Гестапо. У Треппера это описывается так: ему с самого начала было понятно, что зондеркоманде он будет нужен, потому что свои честолюбивые планы она могла выполнить только с его активной помощью. И поэтому дальше мы видим, как Треппер дает покровительственные уроки начальнику парижской зондеркоманды Карлу Гирингу, как водит его за нос, подбрасывает ложные следы и так реально управляет работой Гестапо.

Это истории из «Тысячи и одной ночи», не более того. И еще большее сходство с восточной сказкой состоит в том, что умный Треппер точно знал, что в тот момент, когда он расскажет все, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Но не следует представлять себе, как Гестапо угрожает Трепперу ужасными пытками. Еще до того, как немцы вообще смогли бы чем-то ему угрожать, он уже предложил им свое сотрудничество. Гестапо требовались бы доказательства его лояльности. Это знал и Треппер. Потому сначала он выдал им на смерть своих самых близких соратников и прежних коллег по сионистскому движению Лео Гроссфогеля и Хилеля Каца. На смерть – в самом прямом смысле, потому что оба после допросов были казнены.

Затем Треппер сдал Анри Робинсона, другого действовавшего в Париже нелегального резидента ГРУ. До этого момента немцы о нем ничего не знали. Затем последовали Максимовичи: Василий и его сестра Анна, доктор-психиатр. «На прицепе» за Василием Максимовичем попала в руки Гестапо и его любовница Хоффманн-Шольц. Они все тоже были из сети Робинсона. Треппер знал их лишь потому, что их сообщения через него доставлялись в Брюссель. Если посмотреть на других членов сети Робинсона, то сразу заметно, что они пережили парижскую катастрофу. Причина состоит в том, что Треппер не мог их выдать немцам, так как он их не знал, а Робинсон их не выдал, потому что сообщал немцам лишь то, что они уже и так знали. В отличие от Треппера, Робинсон за такое свое поведение заплатил собственной жизнью.

Благодаря своим знаниям, основанным на смене его места деятельности и на прежней коминтерновской деятельности во Франции, Треппер смог выдать себя немцам за большого, всезнающего босса советской разведки – «Большого шефа». Таким путем он собирался спасти свою жизнь. Некоторые, в том числе и немецкие современники, считали, что Треппер поступал так в согласии с Центром, т.е., что он вел не двойную, а тройную игру. До сентября 1943 года все шло сравнительно хорошо для обеих сторон. Потом Гирингу пришлось отойти от дел из-за болезни: через год он умер от рака. На его место пришел гестаповец Фрилрих Паннвиц. Тому не долго пришлось радоваться общению с Треппером, ибо 13 сентября 1943 года Треппер прямо в центре Парижа сбежал от своего охранника Вилли Бергера. Для него это было самое подходящее время, потому что его предательский бюджет был исчерпан.

И вот баланс. Фантом Красного Оркестра во время войны и особенно после нее окрылял фантазию современников. Название дела, открытого радиоконтрразведкой, превратилось в большую и чуть ли не выигравшую войну шпионскую организацию. Удалось это во многом потому, что участники, пережившие войну, сами приняли участие в создании этого мифа. Но реальность выглядит куда скромней. В Бельгии, Франции и Нидерландах уже задолго до войны действовали несколько разведчиков-нелегалов ГРУ и НКВД. Их, как обычно, «курировали» легальные резидентуры. Страна, где они действовали, была и их целью: Западная Европа. После немецкого вторжения во Францию и страны Бенилюкса ситуация изменилась. Теперь их целью стал немецкий Вермахт. После нападения Германии на Советский Союз пришлось на месте перестраиваться на радиосвязь, чтобы руководить агентами. Но для этого все было очень скверно подготовлено, и потому потребовалось много усилий, чтобы наладить работу. Сообщения агентов во Франции не содержали ничего действительно важного. Большим и руководившим всеми шефом Треппер никогда не был. В основном, это была его легенда, чтобы выжить. Гестапо ему поверило охотно – это было в их интересах, а затем, в конце концов, Треппер и сам в нее поверил.