Танцующая с грозой - Дина Сдобберг

А потому, ни секунды не думал, направляясь за ней в портал. Посягнувшие на близких моей жены, и пусть назвать ее так я могу только в мыслях, сами подписали себе приговор. И хотя я был уверен, что в конце пути мы встретим огненных, что, видимо, окончательно потеряв надежду уговорить Миалию, вернуться в их род, как жену, пошли на самые крайние и безумные меры, я был готов столкнуться с ними в бою.

Но к чему я готов не был, так это к ярости и боевому азарту собственной жены. Ни секунды сомнений, ни малейшего намека на жалость. Ее сила разила смертоносным клинком. А не думал, что увижу когда-нибудь что-то более прекрасное. Когда она оказалась в толпе выродков, я не думал о себе, о стратегиях и расчётах, не вспомнил и об опасности. Я рванулся к ней. Закрыть, уберечь, принять удар на себя.

Видно, те же мысли были и у Дардена. Но похоже, что боги решили по полной посмеяться над дурным нагом, что посмел мечтать о недосягаемом. В горячке боя, Марина, словно абсолютно доверяя, позволяла подхватывать себя на руки, вынося из-под удара, абсолютно не боялась, когда медведь перебрасывал ее мне, словно была уверена, что кольца моего хвоста, обязательно подхватят вовремя и не позволят упасть.

Не задумываясь, била молниями по этому сброду, прикрывая меня и прижимаясь к моей спине. Я чувствовал себя единым целым с той, о ком мог лишь думать, и то украдкой. Тот бой слишком быстро закончился.

Но ещё опьяневший от ощущения ее тела в моих руках, ещё одурманенный запахом самой желанной в моей жизни самочки, шалея от собственной смелости, я предложил ей свою помощь, после того, как медведь поделился с нею своей силой.

Сейчас, а не в горячке боя, все ощущалось совсем по-другому. И тепло ее тела, что я украдкой прижимал к груди, словно так было легче нести, ощущалось сильнее, обволакивало, дарило чувство покоя. А хотелось обвиться вокруг нее плотным коконом, и чтоб даже нос наружу не торчал. Чтобы никто не видел, чтобы только моя была.

Как я сейчас понимал тех нагов, что придя в себя, боялись выпустить жён из рук. Я отпускал свою ношу с таким сожалением, словно сердце из груди вырывал. Поэтому, увидев Марину спящей под боком у обернувшегося медведя, недолго думая, вытянулся рядом и затянул девочку на себя. Сид тут же оказался сбоку, накрывая ее кольцами хвоста поверх одеяла. Медведь, довольно рыкнув, подоткнул носом край одеяла, что малышке было тепло.

— Тишше ты, разбудишь ещё! — Шипит Сид на довольную медвежью морду и аккуратно целует пальчики, сжатые во сне в кулачок!

Побратим подпирает голову кулаками и наблюдает за спящей женой, а я все пытаюсь успокоиться. Ведь мое сердце так бьются в груди, что мне кажется, Искорка сейчас проснется от этого грохота.

Сон не шел, только мысли бесконечным потоком в голове. Нет, не о том, что было бы если… Нет такой силы, что бы повернуть время вспять. Только в воспоминаниях. А сейчас… Как уберечь, сохранить это мгновение. Что мне сделать, чтобы оно когда-нибудь повторилось? Встать на колени? Принести клятву верности? Какой смысл в пустых словах и жестах, если сердце давно уже бьётся для нее. Если когда ещё и не видел ее истинного лица, я уже строил планы по ее завоеванию.

Меня манило тепло, что чувствовалось в ее отношении к тем, кто входил в ее ближний круг. И я хотел тоже быть для неё нужным, тоже хотел этого тепла.

Ночь прошла слишком быстро, как мне казалось. Мне хотелось продлить ее, как можно дольше. Но наступившее утро преподнесло такой дар, что зная о нем заранее, я, наверное, разорвался бы от желания как можно дольше наслаждаться близостью и теплом жены и необходимостью услышать сказанное ею.

Впервые Марина разговаривала именно с нами! Со мной! Откровенно. Искренне. А я слышал и ушам своим не верил. Какой она, оказывается, видит семью! Что значит для нее муж и какое место отведено этому мужу в ее жизни.

Старый Лангран тщательно скрывал, кто был матерью Алиены, никто и никогда не видел его жены. Теперь понятно. Кто же позволит кому-либо узнать о существовании такого сокровища. Жена, для которой важна уверенность мужа в том, что для нее он самый важный и лучший, что его не заменят на того, кто моложе, симпатичнее, сильнее.

Сказка, легенда, мечта. И от этой мечты я сам отказался, променял на развлечения с продажными девками, вместо того, чтобы ползти за женой и упрашивать простить за грубость в храме и за каждое поганое слово насмешки, что слетело с языка. Боги, есть ли хоть малейший шанс все вернуть и исправить? Искупить?

Нет, моя родная, моя драгоценная, если до этого разговора был очень мизерный шанс, что когда-нибудь я все же смирюсь и уползу с твоего пути, то сейчас… Мне не нужна жизнь без тебя, ты и есть моя жизнь! Я из кожи вон вывернусь, но ты никогда и не вспомнишь о том говнюке, что осмелился поднять на тебя руку, едва увидев.

Пусть пока в тебе говорит только ревность, но однажды, может быть, ты всё-таки назовешь меня своим. Мужем, мужчиной это уже не важно. А до того времени, я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалела о том, что позволила одному тупому червю занять место у твоих ног.

А потому, переглянувшись с Сидом, чей взгляд полыхал счастьем, надеждой и жаждой, я развернулся к жрецу, который явно не все рассказал нашей жене.

— Что ещё произошло на совете, и как это всё касается Марины Лангран?

Кайр немного подумал, стоит ли уступать требованию мальчишки, что считает себя в праве требовать ответа только потому, что его жена, не перестающая удивлять жреца своими взглядами и отношением к окружающим, вместо того, чтобы требовать исполнения всех своих капризов и просто выгнать разозлившего мужа вон, старается решить ситуацию, не оскорбив и не унизив мужей по ритуалу?

Жрец прекрасно знал истории, когда нагини или человечки-аристократки и за куда меньшие ошибки, отдавали мужей в наказание под плеть или продавали в бордели. Мысли о том, как себя поведёт девица из рода некромантов, занимали его всю дорогу.

Видев пробуждение ее силы, зная слишком много о ее предках, понимая, что судя по воспоминаниям, росла она окружённой вниманием и позволялось ей сызмальства куда больше, чем могла себе представить любая из нагинь, Кайр был уверен, что себялюбие и гордость там на первом месте. Он ждал, ждал, когда гнев проклятого замка пройдет кровавым смерчем по нагаату. И тщательно узнавал врага.

Жрец собирал любые крохи знаний о Марине, и с каждой новой вестью все больше впадал в недоумение. Наследница грозового перевала и сама обустраивает свое жилище? За оскорбление себя, требует в качестве долга рода уничтожить закрытые части домов удовольствий? Находясь под защитой матери, ни разу, кроме того самого случая у бурых, не воспользовалась ею? Скромно прибывает в нагаат с караваном, живёт фактически на улице, ну, не считать же дорожные фургоны достойным жилищем, спасает по пути раба из борделя и полумертвую человечку, вытягивает из-за грани мальчишку, из клана который встретил ее оскорблениями, а потом ещё и возвращает одному из мужей силу, и ни разу не опустилась до угроз и оскорблений.