Рерих - Максим Дубаев

Еще в 1938 году Николай Константинович просил советского консула в Индии рассмотреть вопрос о возвращении в Россию, но министерство иностранных дел художнику отказало. Н. К. Рерих стал искать другие пути для получения виз в СССР. Так Рижское общество, по его просьбе, вступило в переговоры с Советским посольством. Гаральд Лукин и Янис Блюменталь выступили главными посредниками между Рерихом и Латвийским советским полпредством.

Янис Блюменталь с 1937 года состоял членом коммунистической партии и поэтому имел хорошие связи в Советском посольстве. Все переговоры осуществлялись через третьего секретаря Советского полпредства в Латвии Михаила Ветрова. В обмен на разрешение Рериху вернуться в Россию советская сторона требовала от Общества доказать свою лояльность к Советской России.

Тогда Г. Ф. Лукин и Я. Г. Блюменталь решили издать альманах под маркой Рериховского общества, в котором хотели напечатать статьи об СССР. М. Ветров потребовал, чтобы в альманахе поместили хвалебные статьи о Сталине, о событиях на озере Хасан и обязательно чтобы говорилось о непобедимой мощи Красной армии.

Все переговоры с Советским посольством велись втайне, и многие члены Общества не знали о планах Лукина и Блюменталя. Из-за этого возникало множество недоразумений и неприятностей. Так, 24 декабря в Рериховском обществе состоялся традиционный рождественский вечер. Михаил Ветров пожелал присутствовать на этом празднике. Рихард Рудзитис, председатель Общества, в своем дневнике писал: «Блюменталь когда-то подчеркнул, что его друзья [из Советского полпредства] будто бы следят за нашими вечерами по четвергам, что один их товарищ дает им свои отзывы, поэтому Иван (Янис) посоветовал делать их „по сознанию“, без эзотерики… Но здесь и возникла неясность с этим Рождественским вечером… Блюменталь за день позвонил и сказал, чтобы делали „без сентиментальности и причитаний“… Друг Блюменталя на второй день был у него и рассерженно сказал:

— У вас тут все старое, а раз так, то пусть ваш Рерих сидит в своих Гималаях.

Значит, весь этот вечер будто бы скомпрометировал все дело приезда Рериха, всю прогрессивную добрую славу в глазах друзей Блюменталя!»[412]

После этих слов третьего секретаря полпредства Ветрова, казалось, можно было бы прекратить все попытки добиться получения въездных виз для Н. К. Рериха. Однако Янис Блюменталь не терял надежды. Издать сборник, посвященный Советской России в Латвии, оказалось не так-то просто. 26 марта 1940 года председатель Рижского общества писал в Индию Н. К. Рериху:

«Понятно, выход сборника может встретить большие затруднения, должно быть, пойдет через высшие отзывы, но, по мнению Гаральда, он пройдет с помощью влияния друзей [Советского полпредства]. В таком виде он покажется как бы полным доказательством направления, и „Общество“ к этому должно быть готово. Иван [Блюменталь] все же опустил статью о хасанских эпизодах, кажется, одну песню или несколько строчек. Все же главное — песни, статья о Шолохове, где немало хаоса отражается, и пр. Иван утверждает, что сборник необходим во всём предлагаемом им виде, потому, понятно, дальнейшее наше размышление отпадает… В сборнике предполагается также много клише из внутренней жизни страны [Советской России] и пр., а также репродукции картин Николая Константиновича. Не знаю, как отзовутся и наши писатели, ибо необходимо хотя бы несколько статей и из трех [Прибалтийских] стран…»[413]

Рихард Рудзитис, в связи с таким поворотом дела, даже соглашался сложить с себя полномочия председателя Общества, лишь бы вопрос о визах для Рерихов в полпредстве решился положительно. Но такие радикальные меры не изменили отношения Советского посольства. В апреле альманах, названный «Мысль и литературные записки», издательство отправило в латвийский отдел прессы для получения разрешения от цензора, и в скором времени, при поддержке полпредства, он вышел в свет.

Но из всех переговоров и уступок друзей Н. К. Рериха ничего путного не получилось. Положение в Обществе только осложнилось. 21 июля 1940 года была образована Латвийская ССР. И уже после вступления Латвии в СССР, находясь теперь в советской Риге, 20 сентября 1940 года Рихард Рудзитис писал в своем дневнике:

«Но если Ветров обманывал, и до Сталина не дошла информация о Н. К. Рерихе. Гаральд и Блюменталь так думали, но боялись спросить, послано ли правительству. Так в руках маленького чиновника была судьба всей эволюции. Пусть и так, задание должно быть исполнено стопроцентно правильно, все другое должно оставить в руках судьбы. Оба думают, что если бы Н. К. Рерих был в России, возможно, до войны бы не дошло. Но Гаральд сам несколько раз теперь говорил, что Н. К. Рерих сам попал бы в руки НКВД»[414].

В июне 1941 года Гаральд Лукин прислал к Рерихам в Кулу телеграмму, в которой сообщал, что местные советские чиновники поставили вопрос о закрытии Общества в Риге, а вопрос о визах так и остался нерешенным. Но Николай Константинович, несмотря ни на что, не прекращал попыток получить разрешение вернуться в СССР.

В Америке положение рериховских учреждений стало плачевным. Несмотря на то что американские сотрудники продолжали свою деятельность, судебные издержки, связанные с бесконечными тяжбами с Луисом Хоршем и его союзниками, вконец разорили и без того уже не богатые рериховские организации. В довершение всех неприятностей всегда поддерживавший Николая Константиновича известный финансист и политик Чарлз Крейн серьезно заболел. Елена Ивановна, приободряя руководство нью-йоркских рериховских организаций, писала:

«…так ужасно болит сердце за всех и все. Особенно тяжко, что материально не можем прийти на помощь. Зиночка знает все трудные обстоятельства, и в каком медвежьем углу мы живем. Также знаете, что и друг Крейн, после моего письма с определенной просьбой о помощи, передал некоторую сумму на адвоката, но не только не ответил, но, даже получив заказанный им портрет, замолчал. Приняв его, вероятно, в счет этой тысячи. Просить его мы больше не можем, тем более что здоровье его очень ослабело. Не знаю, чем помочь!»[415]

В 1939 году Чарлз Крейн умер, и его дочь, получившая наследство, вынуждена была заплатить большие налоги. После всех выплат она даже не смогла выкупить заказанную у Н. К. Рериха картину.

Николай Константинович в письме в Америку с сожалением говорил: «Крейн заказал мне для своей дочери картину, которая накануне отправки отсюда была остановлена телеграммою Броди вследствие смерти Крейна. Таким образом, эта последняя воля покойного родственниками не была выполнена»[416]. «Только что пришло письмо от дочери Крейна, в котором она пишет, что вследствие огромных расходов по налогам и всяким переменам она очень жалеет, что не может приобрести картину, и ей остается лишь любоваться ею в „Музее“, когда она бывает в Нью-Йорке»[417].