Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

Сейчас он, что называется, в зените славы, но лица в том сиянии не различишь. На портретах Кудряшова, которых полно в интернете, я не вижу даже намёка на прежнего Лёшу, зато замечаю его безмятежно гладкий от ботулотоксина лоб и думаю: неужели он боится старости? Кудряшов теперь повсюду: вещает по радио, демонстрирует красивые костюмы по всем телевизионным каналам, на уличных митингах режет правду-матку умело и ловко, как мясник свинью. Правда-матка под его ножом не визжит, а умильно похрюкивает, соглашаясь с необходимостью собственной смерти. Кудряшова считают одним из самых перспективных политиков, а его красавица жена (четвёртая по счёту) всё своё свободное от посещения салонов красоты время – его не так много, поверьте! – тратит на сбор денег для бедных больных детишек.

Восемнадцать лет назад к Лёше относились значительно сдержаннее, чем теперь. Старая гвардия не жаловала молодых выскочек. В двадцать девять он занял высокий пост в городской думе и, хотя не смог удержаться в том кресле надолго (конструкция располагает встроенной катапультой, пошутила в какой-то своей заметке Варя), всё равно нажил себе примерно равное количество противников и поклонников.

Сейчас я думаю, что главным качеством Кудряшова была его внешняя привлекательность. Как-то раз я показала Андрюше фотографию в Сети: смотри, мой бывший одноклассник… Красивый, правда? Андрюша свято верит в то, что темперамент человека, его характер и даже судьба напрямую связаны с внешностью – черты лица и определённые привычки увязаны накрепко, не отодрать.

– Он не красивый, а сексуальный, – сказал Андрюша, бегло глянув на удачный, как я считала, снимок Кудряшова.

Я в очередной раз подивилась прозорливости сына и подумала: как же странно, что мы (во всяком случае, я!) не ощущали Лёшиной притягательности в школе!

«Каждому дереву свой срок», – сказала бы мама, но маме я о Кудряшове благоразумно не рассказывала. Она и сейчас ничего не знает, думает, я избегаю Лёшу совсем по другой причине, ведь после Катастрофы мы искали помощи всюду, и первым движением было обратиться к нему! С его-то влиянием, знакомствами, да что там – с его деньгами, пусть он и отрицал каждый раз наличие хоть каких-нибудь средств (всё до копейки отдаёт бедным больным детишкам и потому в кафе всегда ест за чужой счёт), он решил бы все проблемы разом. Но Лёша предпочёл взять из нашей истории то, что могло сыграть ему на руку – и сыграло! В этом весь Кудряшов – он всегда предпочитал признание масс любви отдельно взятого человека. Личность терялась на фоне многоглавого людского леса. Кудряшов хотел, чтобы его обожали все без исключения: весь класс и вся школа, весь город и вся страна.

– У меня только в «Инстаграме» миллион подписчиков, – как бы смущаясь, сказал он недавно в интервью, явившемся из сетевых глубин прямо мне под нос.

Брали интервью на днях, судя по обсуждаемым темам.

– Да ведь столько подписчиков разве что у знаменитостей бывает и у некоторых котов! – ответила журналистка (зубастая оказалась, молодец!).

– Ну, видимо, я кот, раз уж не гожусь в знаменитости! – нашёлся Кудряшов, но при этом полоснул корреспондентку таким взглядом, от которого правда-матка отползла бы в дальний угол, не желая быть зарезанной раньше времени. Впрочем, тут же одарил сладчайшей улыбкой, так что я, на другой стороне «моста», увидела его зубы, такие ровные и белые, каких не бывает у курильщиков. Вспомнила наш первый поцелуй – неловкий, потому что мы торопились, но не знали друг друга, вот и стукнулись зубами. Это было не больно, смешно. А потом он просто взял и как будто проглотил меня всю с потрохами, но я была как тот Ксеничкин гусь, увы, несъедобный.

Кудряшов ни словом, ни звуком не дал понять, что со мной что-то не так, да это было и не нужно. Когда я трепетала с ним рядом на той выставке, тоже, в свою очередь, как бы выставленная на всеобщее обозрение (этот экспонат прекрасно отражает женскую глупость и влюбчивость!), то была уверена, что у нас как минимум восемьдесят пять процентов, а может, и все сто, как с Антуаном. Но оказалось, что этот конь ходит совсем не так, как требует игра, и вообще ведёт себя не по правилам. Он был так ленив и избалован моими предшественницами, что потерял ко мне интерес чуть ли не на первой неделе наших «отношений» – обронил, как монету в траву, и даже не задумался: а стоит ли поднимать? Кудряшов никогда не носил с собой мелочи – вот в этом он был совершенный джентльмен.

Он ждал от меня старания, усердия, каких-то особенных умений и доблестей, но я до той поры знала только трёх мужчин (двух – разово), и лишь один из них подходил мне на самом деле. Меня смешно было назвать умелой любовницей, я всего лишь следовала за мужчиной, не умея проявить своих истинных желаний, опасаясь их. Он ждал старания от меня, я – от него, а на выходе получался ноль: всё тот же ноль, что с Людо. А впрочем, нет – меня никогда так не тянуло к Людо, как к Кудряшову: я каждый раз буквально умирала от желания, но оно разбивалось о его лень и мою беспомощность, как волна о берег. Жаль, нет у меня больше той таблички из французского журнала, чтобы проверить нашу совместимость; подозреваю, что цифра была бы невелика. Не то что количество подписчиков в «Инстаграме»!

«Почему ты называешь его конём?» – спросила Танечка, единственный человек, с которым я в конце концов поделилась. А мне казалось странным не видеть это сходство: лукавый взгляд шахматного коня, наклон головы, слегка вытянутые губы и чуткие ноздри. И волосы – подвитая грива. «А, просто в этом смысле?» – Танечкиному разочарованию не было предела.

Мы встретились с ней случайно, на улице, я шла в тот день домой пешком, осмысляя случившееся, и не могла дать ему никакой оценки. Всё было в первый раз, всё было плохо даже для первого раза, но ни Кудряшов, ни я в этом не сознались. Мы сняли квартиру на несколько часов – платила, конечно, я, потому что у Лёши не было денег («Всё отдаю жене», – сказал он с милой улыбкой: будто ждал похвалы!). Машину он оставил в соседнем дворе, мы шли к нужному адресу «огородами», да ещё и по очереди. Переговоры с хозяином квартиры вела я, деньги отдавала тоже я, а Кудряшов явился лишь спустя полчаса, когда я уже устала его ждать. В той пропахшей сигаретами квартирке было пусто и тихо, за окном рос высокий клён.

Кудряшов с неодобрением оглядел квартиру, после чего смешно – и как-то по-собачьи! – обошёл каждый угол, выискивая, по всей видимости, припрятанные видеокамеры (по части самооценки у него всё было очень хорошо!). В тот день я впервые заметила, что прихрамывает он меньше обычного, и догадалась, что этот недостаток был давно переименован в достоинство: так некоторые артисты хранят свой акцент для сцены, хотя в жизни он давным-давно испарился за ненадобностью…

Поклонникам, подписчикам и фанатам Кудряшова рассказывалась, между прочим, совсем не та история, какую могли поведать я, Ринат или Варя. В том интервью с зубастой журналисткой была представлена куда более романтичная версия.

– Я учился тогда в десятом классе, – рассказывал Кудряшов с лёгкой улыбкой, как бы переносясь вместе со зрителями в прошлое, – и одна моя одноклассница переживала тяжелейший стресс. Это была громкая история, вы, конечно, не помните, вас тогда ещё и на свете, наверное, не было. – (Другая женщина бальзаковского возраста растаяла бы на этом месте, но умненькая корреспондентка лишь кивнула нетерпеливо: продолжайте!) Кудряшов продолжал, впадая в транс от звука собственного голоса, как кобра от игры на дудке: – Её отца – серийного маньяка-убийцу – арестовали той весной. Взяли с поличным, прямо на месте преступления…