Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Джеймс Хэдли Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Просто я решил бросить это дело, и все.
— Жаль. Могу я спросить, почему?
— Слишком велик риск. Человек должен знать свои способности и не выходить за их пределы.
— Вы имеете в виду это? — Бенсон бросил на стол проспект.
— Да.
— Слишком велик риск… Однако вы зашли так далеко, что связались с нами. К тому времени вы все уже взвесили. Неужели вам внезапно изменило сердце?
— У меня такого не бывает, — улыбнулся Рейкс. — Я просто понял: эта работа не для меня.
— Напротив, я считаю, эта работа как раз для вас, — вдруг раздался за спиной Рейкса голос.
Рейкс обернулся, а Бенсон встал со словами:
— Это, скажем так, — председатель нашей компании, мистер Мандель.
С порога на Рейкса недвижно смотрел высокий, светловолосый человек с большим горбатым носом, сам немного сгорбленный. Его поза вдруг напомнила Рейксу готового взмыть ввысь сокола — прикрытые от дневного света глаза не Пропускают ни одной мелочи вокруг.
Немного рассерженный некоторой театральностью, с которой появился этот человек, и его замечанием, Рейкс возразил:
— Я не согласен. Идти на риск или нет — это уж решать мне.
Мандель прошел к столу, взглянул на Бенсона и сказал:
— Оставьте нас…
Бенсон ушел в спальню. Мандель развалился в кресле за столом напротив Рейкса. Чтобы лучше видеть собеседника, отодвинул вазу с цветами в сторону.
— В обычных условиях я не стал бы спорить с вами. Но это не обычные условия, как я вскоре объясню. Однако давайте перейдем к делу, а потом станем обсуждать все «за» и «против», — заговорил Мандель без всяких эмоций: слова ему были необходимы лишь как средство выражения мысли. — Вы это сделаете.
— Нет.
— Вы сделаете это по двум причинам. Во-первых, потому что способностей у вас хватит. И еще потому, что я вас заставлю.
Рейкса так и подмывало встать и уйти. Будь на месте Манделя другой, Рейкс, может, так и сделал бы. Но он почувствовал: чтобы добиваться своего, этот человек давно уже перестал блефовать. Он подразумевал именно то, о чем говорил, и мог подкрепить слова фактами. На мгновение Рейкса захлестнула усталая волна памяти: Сарлинг, Белль, Мери и Альвертон — все против него. Сдерживая желание уйти, он закурил, откинулся на спинку кресла и сказал себе: «Ладно, ты еще пока не свободен. Но ты знаешь, чего хочешь, знаешь, что у тебя будет, — так потрудись для этого еще чуточку, не дай никому сломить твое терпение. Думай, думай и еще раз думай. Пусть этот девиз висит на твоей стене».
И он с легким сердцем сказал:
— Хорошо, мистер Мандель, вы сделали весьма уверенное заявление. Теперь подтвердите его.
Мандель потер переносицу указательным пальцем.
— Вас с нами связал Сарлинг…
— Неужели?
— Да. Он часто пользовался нашей конторой для своих незаконных дел. Не один год он называл кодовым именем «Эпплгейт» и себя, и своих сотрудников. Итак, вы работали на мистера Сарлинга.
— Допустим.
— Вы читали эти записки? — Мандель указал на проспект, из которого торчали бумажки Сарлинга.
— Нет.
— Они написаны Сарлингом. Я знаю это, потому что иногда переписывался с ним. Сарлинг хотел, чтобы вы ограбили «Королеву Елизавету 2».
— Хотел.
— Если он заставлял именно вас, значит, считал вас способным на такое. В некоторых кругах были известны его методы. В своих сверхсложных делах он пользовался людьми, в которых верил и которых цепко держал в руках. Их обычно выуживал для него человек по имени Вюртер. Его теперь нет в живых.
— Как и самого Сарлинга. Хорошо, я допускаю это. Но после его смерти я стал свободным. И я сделал свой выбор, мистер Мандель.
— Вы сделали его слишком опрометчиво. Выбора у вас нет.
— Почему же?
— Потому что умри Сарлинг своей смертью, вы бы забеспокоились. Но что-то не похоже, чтоб вы волновались. По вашим собственным словам, вы стали свободны. Так ли это? Сарлинг действовал последовательно. У него были досье на всех, кем он пользовался, все их промахи, все секреты… все, что можно обратить против них. После смерти Сарлинга эти документы — по его собственным указаниям — нужно было уничтожить, не вскрывая. Но завещания не всегда выполняются. А вы не из тех, кто рискует понапрасну. Хотите что-нибудь сказать на этот счет?
— Нет, ничего.
— Хорошо. Вы сидите здесь как свободный человек, без дрожи в коленках. Умный, настойчивый человек, который знает, чего он хочет от жизни. Ну, а если Сарлинг умер не своей смертью? Предположим, его убили, и убийца — вы?.. Я этого не утверждаю. Честно говоря, я даже не знаю этого точно. Но предположим, убили все-таки вы. Давайте начистоту: само убийство — простейшая часть операции. Вы никогда не убили бы Сарлинга, не будучи уверенным, что не получите доступ к своему досье и к записям на всех, кто работал с вами, мисс Виккерс, например. Удивитесь ли вы, если я скажу, что знаю о двух бункерах, которые открываются отпечатком большого пальца левой руки и ничем другим?
— Это не только удивительно, но и ново для меня. Я даже не знал о существовании подобных запоров.
Мандель впервые улыбнулся — уродливая гримаса, открывавшая ровные, неестественно белые вставные зубы.
— Возможно, вы не лжете. Но я в этом не уверен, факты — вещь упрямая. Основная наша работа начинается с выводов. Что выплыло бы на самый верх, если бы убили Сарлинга именно вы. То, что нельзя скрыть, то, что появится в газетах — и действительно появилось: Сарлинга убили в его собственном доме. Только там вы могли воспользоваться его большим пальцем, чтобы открыть бункер до или после убийства. Но выплыло и еще кое-что. Оно восхищает меня и подтверждает, что вы можете справиться с «КЕ-2». Дело в том, что Сарлинг умер в лондонском доме, но покинул Меон-парк поздно ночью, лишь за несколько часов до смерти. Два бункера — один в деревне, другой в Лондоне, два набора досье. То есть отпечаток пальца нужен был дважды… Вот мой окончательный вывод: вы, мисс Виккерс и еще один человек — его имя Бернерс — убили Сарлинга.
— Я не знаю никакого Бернерса.
— Вам следовало бы прочесть заметки Сарлинга. Имя Бернерса упомянуто в связи с вашим.
Рейкс пожал плечами:
— Ну, и к чему же мы пришли, черт возьми? У вас есть предположения, по ним вы делаете выводы… — Он говорил простодушно, не выдавая своих чувств, но сердце подсказывало: хочет он того или нет, а все уже и так выплыло