Убить Пифагора - Маркос Чикот

Человек в маске перевел взгляд на север. Равнина была усеяна трупами на целый километр, дальше стояли кротонские солдаты, сторожившие тысячи пленных сибаритов. Основная часть армии Кротона форсированным маршем продвигалась вдоль реки к Сибарису.

— Вернемся в убежище, — прошептал человек в маске, повернувшись к Борею.

Великан неподвижно смотрел на поле брани. Через несколько секунд он очнулся и последовал за хозяином.

Пока они спускались с холма по склону, ведущему прочь от равнины, человек в маске спокойно обдумывал следующие шаги. Невозможный сценарий — победа армии Кротона — сделался реальностью, однако на самом деле это лишь приближало его к собственной цели — отмщению и господству. Если бы победили сибариты, он бы спустился сейчас с другой стороны холма, чтобы присоединиться к Телису при взятии Кротона. Теперь же он отправится в убежище и оттуда вновь свяжется с Килоном.

Он с надеждой подумал о золоте, которое отсыпал многим кротонским командирам. Он сделал это на всякий случай, чтобы контролировать их действия после маловероятного разгрома сибаритов. Если бы командиры погибли, золото оказалось бы потерянным впустую, но теперь оно должно обеспечить ему успех.

— Абсолютная власть над Советом Кротона, — прошептал человек в маске.

* * *

Через три часа после окончания битвы чьи-то крики прервали раздумья Пифагора. Он размышлял о собрании, которое должно было состояться через пять дней у Милона. Он был уверен, что оно прояснит и упрочит будущее братства.

Он отвел взгляд от священного огня и переключил свое внимание на возгласы, доносившиеся снаружи.

— Учитель Пифагор! Учитель Пифагор!

В голосе, проникавшем сквозь каменные стены, звучали нотки ликования.

«Сработало», — сказал он себе, вздохнув.

Пифагор улыбнулся каменным музам, но в улыбке его проскальзывала печаль. Войны означали нелепую смерть многих невинных людей. Он повернулся и вышел во дворик полукруглого храма. Десятки людей толпились возле колонн, обрамлявших вход. Ученики и сибариты-беженцы окружили совсем молодого, улыбающегося солдата. Было очевидно, что это гонец.

— Приветствую тебя, воин. Ты от Милона?

— Да, учитель. — Гонец поклонился, смущенный внушительным видом философа. — Он поручил мне доложить тебе, что наша армия одержала великую победу. Когда напала их кавалерия, музыканты заиграли на сотнях инструментов, и сибаритские лошади пустились в пляс. Всего за полчаса мы уничтожили всех всадников и половину пехоты. Около пятнадцати тысяч солдат с вражеской стороны… — Гонец нахмурился, испытывая радость пополам с горем. — И пятьсот с нашей.

Пифагор почувствовал боль в груди и закрыл глаза. От Главка он знал, что за восстанием в Сибарисе стоит неизвестный в маске. Люди погибли в битве из-за ненависти и ожесточения его противника.

Гонец продолжал:

— А еще у нас десять тысяч пленных. Сбежали около шести тысяч сибаритов, но Милон преследует их, двигаясь к Сибарису. Сегодня ночью наша армия разобьет лагерь возле города, а завтра потребует от сибаритов безоговорочной сдачи.

Сибаритские аристократы восторженно загалдели. Сутки напролет они не отрываясь пристально смотрели на северную дорогу, боясь, что в любой момент появится вражеская конница.

Пифагор поблагодарил гонца за новость и пошел назад. Несколько сибаритов бросились ему навстречу, желая услышать его мнение об исходе битвы, но он на ходу остановил их, подняв руку, и снова исчез в Храме Муз.

«Иногда бывает очень больно поступать правильно», — подумал он.

Идея вывести из строя сибаритскую конницу с помощью музыкальных инструментов принадлежала ему. Это был единственный выход, но он чувствовал бесконечную печаль, представляя себе недавнюю резню. Музыка играла огромную роль в его учении. Он часто использовал ее для достижения определенных эмоциональных состояний, не раз она помогала вылечить недуги тела или разума.

Но он впервые использовал ее силу для убийства.

Иногда ради созидания приходится уничтожать, напомнил он себе. Таков один из законов природы, но в эти минуты он принес ему слабое утешение.

Он сосредоточился на вечном огне богини Гестии. Пламя танцевало задумчивый танец. Он закрыл глаза и заставил себя расслабиться. Они переживали критический момент, община нуждалось в нем больше, чем когда-либо.

Ему быстро удалось успокоить свой дух. Впрочем, в голове вертелась еще одна тревожная мысль: «Надеюсь, Милон добьется от Сибариса быстрой и бескровной сдачи».

До рассвета оставалось два часа.

Андрокл, заслуженный командир пехоты Милона, обходил лагерь по периметру, ведя в поводу чужого коня. Он был напряжен и полон противоречивых чувств. Осуществить его план было бы куда проще, если бы армия разбила лагерь у ворот Сибариса, как предполагалось изначально.

Он презрительно сплюнул на землю.

«Сибаритские псы», — подумал он.

Накануне, разгромив вражескую армию, Милон отправился вперед с конницей, чтобы захватить больше пленных. Ему удалось окружить два отряда, насчитывавших в общей сложности три тысячи человек. Каждый раз приходилось останавливаться и ждать, пока их догонит кротонская пехота, чтобы захватить пленных. Кроме того, в тот день несколько отрядов покинули Сибарис с намерением присоединиться к Телису. Всего две тысячи человек. По дороге бежавшие с поля боя всадники-сибариты предупредили их о разгроме. Получив известие, люди отступили к реке, которая находилась на расстоянии около пятнадцати километров от Сибариса. Перебрались через реку, сломали два переброшенных через нее моста и остановились на другом берегу, понимая, что они — последняя защита Сибариса. В это время года реку легко можно было перейти вброд, только так они могли спастись от кротонской армии. Они знали, что в итоге им придется сдаться. Оставалось сделать все возможное, чтобы представлять собой в глазах кротонцев хоть какое-то препятствие. Возможно, это позволит им объявить более выгодные условия для капитуляции.

Андрокл по-прежнему шагал вперед, пока не достиг конца лагеря. Оттуда открывался вид на другую сторону реки. Целое море костров. К двум тысячам отступивших сибаритов позже присоединились еще три тысячи солдат из злополучной армии Телиса плюс пять тысяч тех, кто вышел им на помощь, покинув Сибарис.

«Около десяти тысяч трусов, крестьян и стариков», — заметил Андрокл.

Он не одобрял милосердия Милона. Если бы решение принимал он, на другой же день эти десять тысяч сибаритов спустились бы в царство мертвых, а их женщины стали военной добычей победителей.

Он криво усмехнулся и отошел на несколько метров от лагеря. Дойдя до ближайших кустов, остановился. Из темноты до него донесся тихий свист. Он свистнул в ответ и обошел кусты.

— Во имя Ареса, Андрокл, я уж подумал, что ты не приедешь!