Том 3. Письма и дневники - Иван Васильевич Киреевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет действия — без самобытности, нет самобытности — без самоуверенности. Самоуверенность независима от основания, твердости, которая всегда относительна и потому в степенях бесконечна и не имеет мерила, она не есть убеждение — она вера.
Полная <?> ясность мыслей, приведение их <?> в слова необходимо.
Все держится связью: как отдельная нота музыки не имеет значения, так и все отдельное относительно. Связь умственных способностей человека есть память. На памяти основана вся его личность.
На чем основывается желание казаться? Это не что иное как желание действовать непосредственно силою мысли, силою своего присутствия. Действие есть основное стремление вечной жизни, потому желание казаться — одно из необходимых и основных стремлений человека. Но истинное желание казаться должно состоять в том, чтобы казаться тем, что я есть, желание вполне выразиться, желание отражаться в других как в верном зеркале. Иначе будет не желание выразиться, но лицемерие.
Привычка мешает началу дела, привычка к <?> окончанию <?>.
Главное свойство, предохраняющее систему от односторонности, есть ее естественность: естественная система есть та, которая обнажает всю личность человека. Высшая личность — есть высшая всеестественность.
В знаниях столько же важна стройность, сколько в выражении или быте.
Сказанное слово необходимо имеет действие, уже потому только, что оно сказано. Ни один звук, ни одно движение не происходят даром.
Одно из важнейших условий успешного самопонимания есть независимость от чужого мнения, оно же есть главное условие и действования на других.
Счастлив, кто никогда не сомневался в верности своего мнения, когда ему что-нибудь покажется <?> смешным или глупым. Кто имеет одно непогрешимое мерило всего внутреннего и внешнего.
Горизонт понятий каждого — относительность. Есть, однако же, круг общий народу и веку: все, что выходит из этого круга, либо велико, возвышающе, либо несообразно, страшно. Борение — основное условие и само существо жизни. Чем живее борец <?> чувствует, что <?> сумеет все сила, тем добрее он борется, и успех борьбы не столько зависит от силы, сколько от уверенности в своей силе, в ее знании. Знание не что иное, как стройная система мыслей, нет знания без стройности. С самого начала жизни судьба дает человеку одно известное направление; его развитие лично, потому и система его знания (если оно действительно знание, т. е. развито самобытно) необходимо должна иметь отпечаток личности.
Пружина жизни человеческой — стремление выразиться, от средств зависит различие направлений и личное развитие страстей, от большей или меньшей ясности ума или чувства или совокупности обоих зависит добро или зло направления. Зло есть не что иное как тьма, но ясное, а потому ложное видение. Можно сказать, что зло столько же противоречит уму, сколько чувству, следовательно зло не что иное как слабость, происходящая либо от темномыслия (не стройности, а потому и не дальновидности), либо от недостатка чувства (вялости существа <?> вообще).
Мысль точно так же современна выражению и точно так же <неразб.> тождественна, как всякая сущность и форма.
Ни одно слово не пролетает без следа.
Знание только тогда может существовать, когда оно развито изнутри и когда оно имеет форму, без которой вообще нет существования.
Сомнение в натуре людей: они ищут опоры твердой и верят человеку твердо убежденному или верящему.
Высшая и труднейшая задача философии суть общие места.
Беспокойность и даже нелепость в человеке следствие <?> бесцветности и вялости.
Нет сердцевины <?> между властью и между властностью.
1831 год
Всякая сила предполагает предмет, на который она действует. Ум может действовать только над данными, перед ним находящимися. Если знание не неподвижно, если оно может увеличиваться или уменьшаться, то и число данных неопределенно и изменчиво. Если наше время идет вперед своим знаниям, то и число данных теперь перед нами больше, нежели было перед нашими предками несколько веков тому назад. А то, что выходит из пределов их данных, не должно ли было казаться им чудом или чем-то противоречащим здравому рассудку?
Если не сделаем бессмысленною предположения, что в нашу минуту время кончилось и замерло на одной недвижимой точке, то какое же право имеем мы наш здравый рассудок принимать за точку недвижную и, основываясь на нем, говорить положительно: это так, а не иначе, и иначе быть не может? Какое право смеяться над тем, что мы называем чудом? Чудо — не есть ли только то, что выходит из предела наших данных?
<Сен-Симон>
С некоторого времени совершенно новая система нравственных наук, облеченная в форму религиозного исповедания, начала так быстро распространяться во Франции и некоторых с нею смежных государствах, что, без сомнения, займет очень важное место в умственной, а может быть, и политической истории XIX века. Оставляя до другого времени подробное рассмотрение бредней этой секты, мы довольствуемся сообщением кратких о ней известий, взятых нами из одного берлинского и одного лондонского журналов (Jahrb. d. wiss. Krit.; Examiner).
Основатель этой религии или, лучше сказать, этой школы политической философии…
Граф Сен-Симон родился 17 апреля 1760 года. Его фамилия принадлежала к одним из знаменитейших во Франции, и мнимое ее происхождение от Карла Великого всего сильнее подстрекало его честолюбие. Еще в ранней молодости он рассказывал, что его однажды поутру разбудил голос, который сказал ему: «Встань, граф, тебя ожидают „дела великие“». На 17-м году жизни, согласно с тогдашним обыкновением французского дворянства, он вступил в военную службу и через два года отправился в Америку; участвовал там в войне за независимость Соединенных Штатов и сделал пять кампаний под начальством Булье и Вашингтона. Уже тогда, предаваясь стремлению своего духа, он поставил себе целью «исследовать ход человеческого ума и способствовать усовершенствованию гражданской образованности». Уже тогда он видел в переворотах