Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин

А вот дальше случилось нечто странное: не прошло и полутора лет, как блестящий популист, опытный интриган и выдающийся президент, обуздавший инфляцию и закончивший войну во Вьетнаме, стал обвиняемым в уголовном процессе о злоупотреблении властью.

Разумеется, мы помним, что для Рузвельта его «Новый курс» закончился второй депрессией 1938 года, потерей контроля над Сенатом, отчаянием начала 1939-го и чудесным спасением за счет мировой войны. Но все это случилось лишь через несколько лет после «Нового курса», а неприятности Никсона начались еще до его триумфальных выборов, 17 июня 1972 года, когда группа «взломщиков» была арестована в отеле «Уотергейт». Кем бы ни были предполагаемые враги Никсона, они начали действовать, не дожидаясь результатов Новой экономической политики, — для них было достаточно самого факта ее объявления.

Если бы вслед за этим произошло что-то вроде создания антирузвельтовской Лиги свободы, разгадать очередную загадку истории было бы просто; однако судьба этой незадачливой Лиги и ее участников многому научила американский истеблишмент. Мы помним, как даже незначительная утечка в прессу подробностей о встрече Дэвида Рокфеллера с Никсоном повлекла за собой серьезные репутационные потери для Chase; можно себе представить, что случилось бы с очередной Лигой, посмевшей открыто критиковать сверхпопулярного президента. Не стоит забывать и о том, что в распоряжении Никсона имелись не только возможности доставить своим врагам серьезные неприятности, но и горячее желание сделать это при каждом удобном случае:

За неполный год, который прошел между публикацией «пентагоновских бумаг» в июне 1971 года и ограблениями «сантехников» в «Уотергейте» в мае и июне 1972-го, Никсон действительно «вселил страх»[618] в своих врагов, как и планировал летом 1971-го. Враги включали не только Кэтрин Грэм, но и разведывательное сообщество (Хелмс и Гувер), и сотрудников Агентства по национальной безопасности… Ко времени взломов большая часть Вашингтона кипела ненавистью к Никсону [Davis, Graham, 2017, р. 542].

Страх вынуждал к осторожности и скрытности, поэтому, чтобы раскрыть реальную интригу, стоявшую за Уотергейтом, нам придется сложить картину из разрозненных фактов — подобно той, которую мы уже сложили в «деле Стросс-Кана». Итак, как же отреагировал крупный бизнес (находившийся, как мы помним, в перекрестном владении многочисленных «старых семей», доверивших управление своими активами наиболее успешной властной группировке «мудрецов») на Новую экономическую политику Никсона?

Прежде всего бизнес осознал, что отныне экономикой заправляет сам Никсон, а не его сотрудники:

Рокфеллер был чрезвычайно заинтересован в согласовании своих намерений с намерениями президента. Но получить прямую аудиенцию у Никсона было непросто… через три недели его [Рокфеллера, после совещания 13 сентября в Белом доме с его участием] попросили представить свои предложения в письменном виде. Мысль о том, что ему отказано в личных встречах, не устраивала Рокфеллера; 18 октября он снова потребовал личной встречи с Никсоном. Ему снова отказали [Prins, 2014].

Напомним, что к этому времени Рокфеллер был не столько главой Chase, сколько публичным лицом всей группировки «мудрецов»[619]; явное нежелание Никсона идти на контакт могло быть воспринято только одним способом: как неконтролируемость этого человека. Да, он делает правильные и полезные вещи, такие как мир во Вьетнаме, разрядка и отмена золотого стандарта. Но что если ему взбредет в голову сделать и что-то вредное, а то и смертельно опасное для международного банкинга? Взять ту же заморозку зарплат и цен — в краткосрочной перспективе она оказалась очень кстати, но вот смириться с тем фактом, что (как и при Рузвельте) цены и зарплаты отныне будет определять не «рынок»[620], а созданный и контролируемый Никсоном Совет по стоимости жизни[621], было значительно сложнее.

Ристон… был одержим идеей «свободного рынка» во всех ее формах. Он ненавидел контроль цен и зарплат так же неистово, как и фиксированные валютные курсы. Находясь в Маниле, Филиппины, 28 октября 1971 года Ристон начал публичную критику никсоновского контроля над заработной платой и ценами, которая продолжалась до тех пор, пока контроль не был отменен в 1974 году[622] [Prins, 2014].

Банкиры, а значит, и крупный бизнес были заинтересованы в собственном управлении экономикой (через экономических советников, министров финансов, сенатские комиссии и прочие атрибуты «глубинного государства»), но никак не в единоличном командовании экономикой со стороны совершенно неконтролируемого президента. Возможно, именно проявленная Никсоном самостоятельность заставила крупный бизнес создать крупнейшую в истории США лоббистскую структуру — Business Roundtable[623].

Круглый стол бизнесменов был учрежден в октябре 1972 года, объявлен в середине ноября и начал формировать административную структуру в начале 1973 года, как раз ко второму сроку Никсона. Несколькими месяцами позже в Круглый стол вошла Мартовская группа, объединявшая 40 руководителей высшего звена и их представителей в Вашингтоне, специализировавшихся на лоббировании в Конгрессе и влиянии на электорат [Domhoff, 2015, р. 605].

Читатель. То есть бизнесмены все-таки создали антиниксоновскую Лигу?

Теоретик. Ничего подобного! Круглый стол занял скорее прониксоновскую позицию, на все лады расхваливая успехи Новой экономической политики и бомбардируя Белый дом разнообразными отчетами и меморандумами по ее дальнейшему улучшению. К 1972 году сопоставить результаты работы аполитичного (казалось бы) Совета по международным отношениям и политизированной Лиги свободы мог бы и любой школьник; как и на войне, в политике прямая атака является худшим способом ведения боевых действий. Рекомендации Круглого стола стали приниматься во внимание только начиная с 1975 года, и лишь со времен рейгановской администрации его позиция стала играть значимую роль при подготовке экономических законов.

Речь шла о другом: создание столь представительной организации означало курс на подготовку «банкирами» своей собственной экономической политики, не зависящей от настроений человека, сидящего в Белом доме. При наличии рабочего контакта с текущей администрацией, уже показавшей свою способность резко менять экономический курс, создание подобной организации было бы излишним. Таким образом, Никсон еще до своей победы 1972 года воспринимался уже не как договороспособный партнер, выполняющий свою — президентскую — часть работы, а как досадная помеха, устранение которой откроет путь настоящим экономическим реформам[624].

Читатель. У вас Никсон прямо, как Кеннеди — всех-всех объединил против себя!

Теоретик. Почему у нас? И в случае с Кеннеди, и в случае с Никсоном основной загадкой Истории является именно реакция истеблишмента — практически единодушная поддержка версии убийцы-одиночки и столь же единодушная поддержка надвигающегося импичмента. Мы можем ошибаться в списке причин, по которым истеблишмент пришел к такому консенсусу, но сам консенсус, безусловно, является историческим фактом. На наш взгляд,