Блеск шелка - Энн Перри

Деметриос подождал несколько минут, потом выпрямился.

– Мама умерла. О каких письмах она говорила? Где они?

Анна вытащила из-под подушки ключ, подошла к ящику, стоявшему в нише за висевшей на стене иконой (о нем рассказала ей Ирина). Пачка писем была аккуратно перевязана.

– Спасибо, – произнес мужчина, забирая их. – Можешь идти. Я хотел бы побыть с ней наедине.

Анне ничего не оставалось, как повиноваться.

Зоя не удивилась, услышав о смерти Ирины – та уже некоторое время была серьезно больна. Она не то чтобы горевала – ведь они с Ириной были и подругами, и врагами. Но ее беспокоило, что они обе участвовали в заговоре против Михаила. Тогда Зоя верила, что Виссарион мог бы занять трон и возглавить сопротивление против союза с Римом, спасти Константинополь и православную церковь.

Теперь она знала, что ему бы ничего не удалось. Юстиниан первым это понял – и сделал то, что следовало сделать Зое. Единственным положительным моментом было то, что это ему, а не ей пришлось расплачиваться за содеянное.

Но сейчас, когда Зоя вышагивала туда-сюда по своей любимой комнате, ее грызла мысль о том, что любопытный и непредсказуемый Анастасий был единственным, кто был рядом с Ириной в последние дни ее жизни. Иногда, когда люди болеют, когда они напуганы и понимают, что смерть уже не за горами, они делятся секретами, которые в другое время ни за что не открыли бы, опасаясь последствий.

Кроме того, была еще Елена. После смерти Ирины она сильно изменилась. Дочь Зои всегда была надменной, но теперь в ней появилась какая-то настораживающая самоуверенность, словно отныне ей нечего было бояться.

Неужели она думает, что теперь, когда Ирина мертва, Деметриос женится на ней? Это бессмысленно. Какое-то время ему придется соблюдать траур.

Но, обдумав настроение Елены, ее поведение, Зоя пришла к выводу, что дочь не проявляла особой нежности к Деметриосу. Казалось, она была полностью поглощена собой. Тут было нечто гораздо более серьезное, чем безопасность; что-то вроде призрачной возможности занять трон!

Может ли это быть еще одной попыткой свергнуть императора – которая на этот раз вполне может увенчаться успехом? Ситуация изменилась, и на сей раз Зоя не стала бы участвовать в заговоре. Но могла ли она выдать заговорщиков Михаилу? Нет, не могла. Тогда бы стало известно о ее участии в прошлом заговоре. Однако, если Елена попытается совершить переворот – и потерпит поражение, Зоя будет уничтожена.

Михаил – их единственная надежда. Если его свергнут, империя погрузится в пучину хаоса. А лично Зое придется искать новый баланс в отношениях. Но, что хуже всего, Елена наконец сможет осуществить свою давнюю мечту – отомстить матери.

В конце концов, выживание – это главное. Византию не должны снова разграбить. Нужно любой ценой спасти страну.

Было заметно, что человек, который принес послание от папы римского, устал и очень огорчен. Учтивость требовала, чтобы Паломбара предложил ему подкрепиться, но, как только слуга ушел, чтобы принести угощение, легат поспешил разузнать новости.

– Господь свидетель, мы пытались заключить союз, но потерпели неудачу, – сокрушенно произнес гонец. – С каждой неделей король двух Сицилий собирает все больше кораблей и союзников, и мы уже не можем притворяться, будто православная церковь едина с нами по духу и цели. Слишком очевидно, что согласие византийцев принять руку дружбы не более чем фарс, устроенный ради собственной безопасности.

Паломбара почувствовал, как ужасная неизбежность тяжкими оковами ложится на его душу. Он надеялся, что желание выжить все же победит.

– Если вы решите вернуться в Рим, его святейшество даст на это разрешение. – Посланец понизил голос. – Он признал, что больше не может оказывать влияние на действия короля Карла. Следующий Крестовый поход состоится, вероятно, не позже 1281 года, и в нем примет участие такая большая армия, какой мы никогда прежде не видели. – Он встретился взглядом с Паломбарой. – Но, если вы желаете остаться в Константинополе, по крайней мере пока, вы можете принести пользу святой Церкви. – Он осенил себя католическим крестным знамением.

После того как посланец ушел, Паломбара остался один. Он сидел в комнате, наблюдая за тем, как вечернее солнце садится там, вдали, за противоположным берегом гавани, в которой снуют лодки и барки. Рим видел в снисходительности Константинополя лишь моральную распущенность, а терпимость к смехотворным идеям воспринимал как слабость. Католики не понимали, что слепая покорность в конечном итоге приводит к тому, что люди теряют способность мыслить.

Паломбаре не хотелось возвращаться в Рим, не хотелось заниматься там нудной канцелярской работой – перекладывать бумаги с места на место, передавать сообщения, плести политические интриги. Он подошел к окну, и последний солнечный луч осветил его лицо. Епископ закрыл глаза и ощутил его тепло на веках.

Тьма подбиралась все ближе, но он был еще не готов сдаться. Если Карл Анжуйский высадится в Константинополе, Паломбара сможет попытаться спасти хоть что-то. Он ведь не может просто уйти!

В уме легко родились слова молитвы:

– Господи, прошу, не дай этому городу погибнуть! Молю Тебя, не дай нам сотворить этого с ними – и с собой! – Он на мгновение замолчал. – Аминь!

Джулиано Дандоло вернулся в Венецию на корабле, который был набит золотом, собранным по всей Европе. Англия, Испания, Франция и Священная Римская империя готовились к Великому крестовому походу. Верфи работали днем и ночью, и уже было построено несколько кораблей. Карл Анжуйский, заключив договор и заплатив свою долю, должен был получить то, на что рассчитывал.

Тем не менее Джулиано не чувствовал радости, стоя на балконе и любуясь заходящим солнцем.

Дож сообщил ему, что Венеция отменила соглашение, которое ранее подписала с Византией. Оно длилось два года. Джулиано не имел к нему никакого отношения – ни к его заключению, ни к расторжению, – однако его охватило чувство вины и стыда, из-за того что Венеция отказалась от ранее принятых обязательств.

Джулиано наблюдал за мерцающими бликами, не в силах оторвать глаза от отражавшегося на водной поверхности света. Полупрозрачные тени едва уловимо двигались, и не поддающиеся описанию оттенки чередовались один за другим. Он будто снова оказался на Босфоре.

Что произойдет с Константинополем, когда туда придут крестоносцы?

Призыв к борьбе за веру звучал просто нелепо. Насколько далеки от учения Христа были все эти распри за власть и права. Да и что им делить? Джулиано вспомнил разговоры с Анастасием на корабле и в том уединенном месте, которое, возможно, было Голгофой, а может, и нет.

Мысль об Анастасии отозвалась болью в сердце венецианца. Как крестоносцы к нему отнесутся? Сможет ли он себя защитить? Подумав о своем друге, Джулиано ужаснулся. Да, безусловно, опасность угрожала всему городу и его окрестностям, но в конечном итоге он, как и любой другой, прежде всего волновался о своих знакомых, чьи лица и голоса были ему дороги, о людях, с которыми он делил хлеб и которые ему доверяли.