Королевский убийца - Робин Хобб

– Тем больше причин для меня оставаться здесь. Чтобы работать и чтобы, если потребуется, сражаться за всех наших людей.

– Один человек не может остановить это, – заметила Молли. – Даже такой упрямый, как ты. Почему бы тебе не отбросить твое упрямство и не начать сражаться за нас? Почему мы не можем убежать вверх по реке, внутрь страны, подальше от пиратов, к нашей собственной жизни? Почему мы должны отказываться от всего ради безнадежного дела?

Я не мог поверить, что слышу такое от нее. Если бы это сказал я, это было бы изменой. Но она говорила так, словно речь шла о простом здравом смысле, словно она, я и ребенок, которого пока что нет, были важнее, чем король и Шесть Герцогств, вместе взятые. Так я и сказал.

– Хорошо, – ответила она, глядя мне прямо в глаза, – это правда. Для меня. Быть с мужем – с тобой – и с ребенком было бы для меня важнее всего на свете.

И что я мог ответ ить на это? Я пытался говорить правду, зная, что это ее не удовлетворит.

– Ты была бы так же важна для меня. Ты и сейчас так же важна для меня. И это еще одна причина, по которой я остаюсь. Ты слишком важна для меня, чтобы бежать и прятаться. Я должен защищать тебя.

– Защищать? – голос ее поднялся до визга. – Ты поймешь когда-нибудь, что мы недостаточно сильны, чтобы защитить себя? Я знаю, я стояла между пиратами и детьми моих родственников и едва уцелела. И ты говоришь мне о защите, зная, что я это сделала?

Я молчал. Не только потому, что ее слова ранили меня. Они ранили, глубоко. Но она возвратила мне воспоминания о девочке, которую я держал на коленях, глядя на кровь, струившуюся по ее холодеющей руке. Я не мог вынести мысли о том, что мне когда-нибудь придется пережить это снова, но от этой мысли нельзя было спрятаться.

– Нам некуда бежать, Молли. Мы останемся здесь и будем сражаться до победы или будем убиты, когда битва будет проиграна.

– В самом деле? – спросила она холодно. – А это не значит, что ты просто ставишь свою преданность королю выше всего, что есть между нами?

Я не мог встретить ее взгляда. Она фыркнула.

– Ты в точности такой же, как Баррич. Ты даже не знаешь, как похож на него!

– Как Баррич? – у меня не было слов. Я был потрясен, что она вообще это сказала, не говоря уж об обвинительных нотках в ее голосе.

– Да, – отрезала она.

– Потому что я верен своему королю? – Я все еще цеплялся за соломинку.

– Нет. Потому что ты ставишь своего короля выше своей женщины... или своей любви. Или своей собственной жизни.

– Я не знаю, о чем ты говоришь!

– Вот! Видишь! Ты действительно не знаешь! А разговариваешь так, как будто знаешь все тайны мира и слышал обо всех важных событиях, произошедших когда-нибудь. Так что ответь мне: почему Пейшенс ненавидит Баррича?

Теперь я был совершенно растерян. У меня не было ни малейшего представления, какое это могло иметь отношение к чему-то плохому во мне, но я знал, что Молли видит здесь какую-то связь. Я осторожно предположил:

– Из-за меня. Она думает, что Баррич подавал Чивэлу дурной пример. И благодаря этому я был зачат.

– Вот. Видишь. Вот какой ты глупый. Ничего подобного. Лейси рассказала мне как-то ночью. Немного чересчур ягодного вина – и я заговорила о тебе, а Лейси – о Пейшенс и Барриче. Раньше Пейшенс любила Баррича, ты, балбес. Но он отказался от нее. Он сказал, что любит ее, но не может жениться на ней, даже если ее отец под ее давлением даст ей разрешение на брак. Потому что он уже присягнул жизнью и мечом своему господину. И он не думает, что сможет служить обоим. О, он хотел бы быть свободным, чтобы жениться на ней, и хотел бы, чтобы клятвы не были принесены до их встречи. Но тем не менее он не может на ней жениться. Он сказал ей что-то глупое насчет того, что как бы ни старалась лошадь, она может носить только одно седло. И тогда Пейшенс заявила ему: “Ладно, убирайся. Иди за своим господином, который для тебя важнее, чем я”. И он так и сделал, и ты сделал бы так же, если бы я велела тебе выбирать. – На ее щеках горели яркие пятна. Она вскинула голову и повернулась ко мне спиной. Итак, вот она – связь с моей виной. У меня закружилась голова, когда кусочки фраз и обрывки рассказов внезапно встали на место. История Баррича о первом знакомстве с Пейшенс. Она сидела на яблоне и попросила, чтобы он вынул занозу из ее ноги. Вряд ли женщина будет просить об этом своего жениха. Но непосредственная молодая девушка вполне может обратиться с такой просьбой к молодому человеку, который ей нравится. И его реакция той ночью, когда я говорил с ним о Молли и Пейшенс, а он повторил слова о седлах и упряжи.

– Чивэл знал что-нибудь об этом? – спросил я.

Она повернулась и взглянула на меня. Было очевидно, что она ждала от меня не этого вопроса. Она не могла устоять и не закончить свою историю.

– Нет. Я думаю, нет. Когда Пейшенс познакомилась с ним, она не представляла себе, что он лорд Баррича. Баррич никогда не говорил ей, какому лорду он давал обет. Сначала у Пейшенс ничего не было с Чивэлом. В ее сердце был только Баррич. Но Чивэл был настойчив. И, судя по тому, что говорит Лейси, он любил ее до безумия. Он завоевал ее сердце. Только после того, как она согласилась выйти за него замуж, она узнала, что Чивэл был господином Баррича. И то только потому, что он приказал Барричу выдрессировать лошадь специально для нее.

Я внезапно вспомнил Баррича в конюшне, разглядывающего кобылу Пейшенс и говорящего, что он объезжал эту лошадь. Я подумал, знал ли он, что готовит Шелк для женщины, которую он любил, в качестве подарка от ее жениха. Бьюсь об заклад, так оно и было. Я всегда думал, что презрительное отношение Пейшенс к Барричу было вызвано ревностью к Чивэлу. Теперь этот треугольник оказался еще более странным и, безусловно, более мучительным. Я закрыл глаза и потряс головой, думая о несправедливости мира. “Ничто никогда не бывает простым и хорошим, – сказал я сам себе. – Всегда где-нибудь найдется горькая пилюля или кислое зернышко”.

Да. Ярость Молли, по-видимому, внезапно угасла. Она села на кровать, и когда я подошел и сел рядом с ней, она не оттолкнула меня. Я взял ее руку и задержал в своей ладони. Тысячи мыслей смешались у меня в голове. Как Пейшенс ненавидела пьянство Баррича. Как Баррич вспоминал ее маленькую собачку и то, как она всегда носила ее с собой в корзиночке. Усердие, с которым он всегда следил за своей внешностью и поведением. “Если ты не можешь видеть женщину, это не значит, что она не может видеть тебя”. О, Баррич! Лишнее время, которое он все еще отдавал чистке лошади, на которой она теперь так редко ездила. По крайней мере, хотя бы Пейшенс вышла замуж за любимого человека и получила несколько лет счастья, пусть и омраченного политикой. Но все равно несколько лет счастья. Что будет у меня и Молли? Только то, что сейчас есть у Баррича?

Она прижалась ко мне, и я долго обнимал ее. Вот и все. Почему-то в этом безмолвном объятии в ту ночь мы были так близки, как не были уже очень давно.

Король Горного Королевства Эйод занимал трон на протяжении всех лет войны с красными кораблями. После смерти старшего сына короля – Руриска – его единственной наследницей оставалась дочь Кетриккен. Она должна была стать королевой, или “жертвенной”, как говорят в горах, после ухода ее отца. Таким образом, ее брак с Верити означал не только появление надежного союзника в тылу, но также обещал, что впоследствии “седьмое герцогство” присоединится к королевству Шести Герцогств. Горное Королевство граничило только с двумя Внутренними Герцогствами, Тилтом и Фарроу, и это делало территориальную целостность Шести Герцогств особой заботой Кетриккен. Она была воспитана “жертвенной”. Ее долг своему народу был самым важным долгом в ее жизни. Когда она стала будущей королевой Верити, народ Шести Герцогств стал ее собственным. Но то, что в случае смерти ее отца горный народ снова будет называть ее “жертвенной”, не могло не волновать ее. Как смогла бы она исполнять свой долг, если бы Фарроу и Тилт стояли между ней и ее народом не в качестве части Шести Герцогств, а в качестве враждебного государства?