История татар Пензенского края. Том 1 - Ряшид Ханяфиевич Алюшев

образом, российским мусульманам при таком положении дел о национальной школе не стоило бы и мечтать. Противоречива была политика не только царизма, но и самой татарской буржуазии и примкнувшего к ней мусульманского духовенства. Российское правительство отчасти мирилось с этим явлением, уповая на то, что подобный путь будет более успешно способствовать общей цели русификации «инородцев». Но, с другой стороны, когда у входа в некоторые сады и бульвары в Казани висели таблички с надписью «Вход татарам и собакам запрещен», наивно было ожидать особую их благосклонность.

Дальнейшие рассуждения миссионера Я. Д. Коблова сводились к тому, что мусульмане, особенно татары, в своих убеждениях не различали, вернее, подменивали слово «вероисповедный словом «национальный», а передовые мусульманские народности «подавляли» духовно народности слабейшие. Татары же находятся в наиболее выгодных условиях. Издавна усвоив ислам, татары были распространителями религии среди других тюркских племен, а слово «татарин» употребляется ныне как синоним слова «магометанин». Отсюда появилось и выражение «в татары ушли», которое означает «отатарился», «принял ислам».

Как мы видим, составители проекта национальной школы, хотя и осознавали необходимость общеобразовательных предметов, но все еще не вполне освободились от воззрений конфессиональной школы старинного, кадимитского типа. Они тем самым лишали школу, составляющую предмет их мечтаний, характера национальной и общеобразовательной, поскольку усиленное преподавание религиозных предметов поспособствовало бы неминуемому сокращению часов преподавания других предметов. Изучение религиозных предметов требовало знания труднейшего арабского языка, который изучался в медресе десятки лет, а также персидский и турецкий. Отмечалось, что без знания этих языков немыслимо не только основательное, но даже более или менее сносное изучение вероучения, потому что на татарском языке нет первоисточников вероучения и серьезных богословских сочинений, не переведен на татарский язык с арабского даже Коран, и сам его перевод считается преступным и грешным. Кроме знания языков ученики (шакирды) должны были знать с разными разветвлениями богословских наук. При такой обстановке серьезной постановки вероучения и одновременного изучения общеобразовательных элементов в национальной школе не могло быть – школа, как и прежде, оставалась бы конфессиональной, лишь в некоторой измененном виде. То же относится и к начальной школе, в которых, согласно пожеланиям мусульманского съезда, русский язык должен был исключен из программы обучения, и заменить его по возможности на турецкие словесность и язык[350],[351].

Представители казанской миссионерской школы полагали, что создание национальной школы, более того, – субсидируемая государством, в целях самой государственности – вредна и она не в интересах просвещения народа. Они утверждали о том, что ислам по своей сути воинствующая религия, имеет враждебное отношение к «миру войны» (дар аль-харб), не может называться вероучением мира и любви, и «…способствует обособлению и отчуждению от остальных людей, которые не исповедуют ислам. Они почитают лишь своего учителя и пророка, в речах которого магометанин улавливает мысль о завоевании этой «земли неверных» и привода неверных на путь Божий.

Эти апологеты христианства подчеркивали, что в России по многим причинам пока не может явного активно-враждебного отношения со стороны мусульман к иноверцам и к иноверному государству. Мусульмане приобрели репутацию лояльных граждан России. «…Но мусульмане могут при иных ситуациях и в силу необходимости оказаться нелояльными, чтобы не изменить в этом отношении заветам своей религии. В виду этого с государственной точки зрения не о развитии и распространении принципов ислама следует заботиться, а о возможном их ослаблении. Этот просвещенный фанатизм будет куда опаснее того слепого, невежественного фанатизма, который развивала мусульманская школа старинного типа. Кроме того, эта «мнимо-национальная» школа невыгодна и для самих мусульманских народностей, как неудовлетворяющая пробудившимся в них запросам и существенным нуждам. У мусульман назревает потребность в знании русского языка. Он необходим при отбывании воинской повинности и в торговых делах, и вообще при совместной жизни и сношениях с русским населением. И что замечательно, делегаты съезда, почти совсем вычеркивая русский язык из своей программы, сами они отлично знают русский язык, приглашают учителей русского языка для обучения собственных детей. Преследуя своеобразным утопическим целям и ради сохранения национальных устоев, на которые никто не посягает, они признают его излишним лишь для «чернаго» народа»[352],[353].

Также оставался открытым вопрос об учебниках на татарском языке. Ни на татарском, ни, тем более, на несуществующем общемусульманском языке не имелось по разным предметам преподавания учебников, соответствующих своему назначению. А принятые на то время к употреблению в татарских школах учебники нельзя было признать удовлетворительными, написанию же новых требуется время и очень значительное.

Краевед и историк И. Д. Биккинин в своей статье «Татарские школы», написанной для энциклопедии «Мордовия», отмечает: «Несмотря на дискриминацию, татарские книгоиздатели уже с начала 19 в. выпускали большое количество учебных пособий для татарских школ. Это вело к постепенному вытеснению арабских и турецких учебников. В период с 1891 по 1917 гг. было издано 526 учебников по религиозным дисциплинам, 206 по татарской литературе, 109 по татарскому и 9 по русскому языкам, 102 учебных пособия по нравственному воспитанию, 23 по истории татар, 18 по всеобщей и российской истории». Далее автор статьи продолжает: «Развитие новометодных мектебов и медресе с преподаванием светских предметов, а также татарских педагогических курсов беспокоило царские власти. В 1901 г. полиция разгромила педагогические курсы в Каргалы (Оренбургская губ.), готовившие светских учителей из татар, башкир, казахов и др. тюркоязычных народов. Силой закрывались десятки татарских школ. Только в 1910 г. в Казанской губернии было закрыто 97 новометодных школ. В 1911 г. полицией было разгромлено лучшее медресе России «Буби», вся ее библиотека конфискована, 10 из 14 преподавателей были привлечены к уголовной ответственности. Гонения на татарские школы усилились после «Особого совещания» по мусульманским делам (весна 1914 г.), когда борьба с национальной школой была возведена в ранг государственной политики. Светская татарская школа квалифицировалась как «в высшей степени нежелательное явление»[354].

Однако, возвращаясь к теме учебников, стоит добавить, что даже в 1924 г. Наркомпрос отмечал: «Школа осталась почти целиком со своим дореволюционным оборудованием. До деревенской школы ещё не дошёл новый учебник, наглядные пособия, методическая литература деревенская школа всё ещё пользуется случайным учебником, который по существу предрешает всю внутреннюю жизнь школы. Если в деревню и проникает новый учебник, то он настолько дорог, что непосилен для крестьянина»[355].

Актуальным был вопрос и самого литературного татарского языка, который к тому времени не был еще сформирован, хотя и существовала некоторая письменность и литература на татарском языке, но на том его уровне не представлялось возможным написать удовлетворительные учебники для школ. Практически все мусульманские народности в России не имели или же не сохранили своей литературы, а значит – не имели и