Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

– Марина бесцеремонно вырвала визитку, – я ведь домашний телефон не написала… Только для самых близких, она возвратила карточку.

– Ты уже кандидат наук?

– Это не за горами, просто формальности, а для клиентуры важно.

– А почему Романовна?

– Чтоб думали, что русская или еще лучше – еврейка, а то Рус-лановна – кавказской горянкой отдает. Ха-ха-ха, – грубо засмеялась она.

– А отец знает?

– Зачем ему все знать? Я не маленькая. А! Вот и папа идет.

Арзо хотел отойти от Букаевой, соблюдая этикет, однако Бука-ев и Цыбулько шли вместе, о чем-то оживленно беседуя, смеясь. Оба были подшофе, особенно уполномоченный.

– Какая парочка! – воскликнул Цыбулько, увидев рядом стоя-щих Марину и Арзо. – Ну прямо созданы друг для друга и ростом, и телом, только мой Самбиев красивее.

Букаевы и Самбиев и так были в смущении от слов Цыбулько, но от последней фразы и вовсе растерялись.

Чеченский этикет уполномоченного не интересовал, и он бес-церемонно стал всех знакомить. По примеру Цыбулько, все пожали друг другу руки, представились, будто видятся впервые.

От аэропорта ехали в одной машине. Марина сидела впереди, Арзо между высокими чиновниками сзади. На Ленинском проспекте Букаевы сошли, уполномоченный и Самбиев остановились в гости-нице «Россия». Цыбулько разместился в номере «люкс», подчинен-ный – в одноместном.

Только Арзо погрузился в желанный сон, как его разбудил те-лефон.

– Арзо, – услышал он знакомый женский голос.

Самбиев никак не мог прийти в себя. Увидев, что уже два ночи, он возмутился.

– Что ты орешь? – спокойно парировала Марина. – Для Москвы это нормальное время жизни.

– Какой жизни? – нервничал Самбиев.

– Светской… Ладно, утром позвони.

По привычке, Арзо проснулся в шесть утра. Ожидая звонка от руководителя, не ходил даже в буфет завтракать. Только в одинна-дцать позвонил телефон. Красивый баритон с четкой дикцией, краси-выми лаконичными фразами сообщил, что его фамилия «Баскин», и они втроем (Цыбулько и Самбиев) встречаются в ресторане второго этажа, на западной стороне ровно в семь вечера. Арзо пошел в буфет, потом долго принимал душ и все это время мучился – звонить ему Букаевой или нет? Пару раз он даже набирал номер, однако в послед-ний момент бросал трубку.

Отрезвляющая мысль, с одной стороны, и пьянящая страсть – с другой, вступили в яростное противоборство. От внутренней борьбы он не знал, куда деться, он прекрасно осознавал, что неудовлетворен-ный соблазн заставляет его засунуть голову в «хомут», и тогда издев-ки насчет «лошадиной головы» божьей карой обернутся против него; и с Букаевой «на шее» он не только по-лошадиному заржет, а по-ослиному завизжит.

С этими мыслями он одевался, чтобы уйти от соблазняющего аппарата, и уже в дверях, с последней, подлой надеждой стал до бле-ска драить чистые сапоги, и в этот момент раздался звонок.

– Арзо, – услышал он столь долгожданный голос.

Он мог спокойно наврать, что занят или не может, однако пре-дательский, сверхчувственный орган – язык – жаждал другого.

– Я до семи свободен.

– Я рядом, в центре. Закажи пропуск. Жди в номере.

Арзо положил трубку, борьба в нем прекратилась. Он жаждал встречи с Букаевой, желанной девушкой. Он глубоко вздохнул, от окончания внутреннего раздрая хотел улыбнуться, и увидел в зеркале отражение кривой гримасы, бледность сдавшегося лица, и почему-то именно сейчас в первый раз в жизни он обнаружил отечность вокруг глаз, осадку щек, а глаза, его светлые глаза, стали угрюмо тоскливы-ми, как некогда глаза старой колхозной кобылицы, доживающей на ферме свой нерадостный век. И тогда он с ехидцей сравнивал эти лошадиные глаза с глазами Букаевой, а оказалось, что в них он видел свое будущее отражение.

Он все прекрасно понимал. Как неизбежную кару за какой-то грех ожидал он появления Марины. Когда раздался стук в дверь, он со страхом встрепенулся, как перед творцом неизбежного правосу-дия, с дрожью в коленках открыл дверь. От его печально-строгого вида Марина аж испугалась.

– Ты один? – первое, что произнесла она и, убедившись в этом, с радостным, победным торжеством надменно усмехнулась, гордели-во прошла в номер, источая одурманивающий запах, колдовское оча-рование.

Нет. Как и прежде, дальше пионерских утех, по воле Букаевой, они не зашли.

Далее после «костра», по велению «пионервожатой», состоялся «походный» обед прямо в номере (Самбиев сбегал в буфет). Потом наступил черед культурно-массовых мероприятий с прогулкой по Красной площади, Васильевскому спуску мимо храма Василия Бла-женного, неспешное преодоление Каменного моста, поднятие тонуса в кафе гостиницы «Бухарест» (здесь вдруг выяснилось, что Самбиев забыл деньги в номере, а вернее, у него их больше не осталось), и под конец, подчеркивая духовность и нравственность встречи – «Третья-ковская Галерея», где у картин средневековых мастеров Самбиев де-лает потрясающее открытие, что фигура его любимой гораздо лучше.

– У них и лица телячьи, – бракует искусство Букаева.

– Да, зато у тебя э-э-э, – он чуть по старой памяти, не сказал «лошадиная», но окончательно передумал, – умное.

Картины современных художников им абсолютно не нрави-лись, и они пришли к единодушному мнению, что на смену классиче-ской полноте пришла тощая убогость, и просто не с кого рисовать, а к ней (Букаевой) каждый день обращаются прославленные мастера (на-зываются фамилии, и Самбиев в знак известности машет головой), а потом он ревниво возмущается:

– Я надеюсь, ты позировать им не будешь?

– Разумеется, дорогой! Это тело только твое! – шепотом на ухо.

– Да? – счастливо улыбается Самбиев и следом умоляет: – Да-вай вернемся в гостиницу.

– Ты неуемен! – смущение на ее лице, со стыдом отводит глаза. – И, если честно, я этому рада, даже горда за тебя. В этом, я думаю, мне повезло… Однако до лета надо подождать. Летом у меня отпуск, все официально оформим и потом – в свадебное путешествие. У тебя есть загранпаспорт? Надо срочно сделать.

У станции метро «Третьяковская» они расстаются, только те-перь Самбиев видит, что седьмой час, бежит в гостиницу.

* * *

На ходу приглаживая мокрые после душа волосы, Самбиев спешной ходьбой, ровно в семь вечера вошел в просторный зал рес-торана. Сидящий у входа чопорного вида метрдотель оценивающе осмотрел Самбиева и опытным взглядом увидя, что перед ним заез-жий провинциал в ветхом костюме и «дырявыми» карманами, важно встал навстречу, преграждая путь, от высокомерия не раскрывал рот, только вопросительно вздернул подбородок.

– Я к Баскину, – волнуясь вымолвил Арзо.

– К Баскину? – моментально преобразился метрдотель, бросил-ся к своему столу и, взяв листок, прочитал. – Вы – Самбиев? Пожа-луйте.

Услужливо изгибаясь, выказывая полную галантность и покор-ность, метрдотель провел Самбиева через весь зал в укромное место возле