Филумана - Валентин Шатилов

– Ой, не нравится мне, что она там лежит! – озаботился ант. – Пойду гляну – не сталось ли чего?

Я не препятствовала. Хотя и не могла понять – что могло статься с мумифицированным трупом кроме того, что уже случилось?

Бокша вылетел оттуда буквально через мгновение. Лицо бледное, глаза круглые.

– Да она ж там мертвая! – сообщил он подрагивающими губами.

– Бокша, – с подозрением уставилась я на него. – Она давно мертвая. Она уже и высохнуть успела. Разложение трупа, правда, не произошло – видно, здесь в воздухе что-то стерилизующее намешано. Против микробов. Но на мумификацию времени должно было уйти достаточно. Год, если не годы. Ты сколько, говоришь, гулял, бросив тут моего сына?

– Матушка-княгиня… Христом-богом… Недели две, ма-будь, три… Не прогневайтесь, жива она была, когда я ушел разузнать… Да рази ж я оставил бы малого княжича одного?.. С ней и оставил, она ж нянька, пригляд знает… Матушка-княгиня… – Он снова бухнулся на колени.

А я смотрела на него в глубокой задумчивости. Что у него в мозгах – увидеть не могла. Это было непривычно и неудобно – не знать, что делается в голове у собственного анта. Но такое уже случалось в этих местах, когда мы с ним тут плутали. А вот чтобы мой Бокша внаглую врал своей госпоже? Нет уж, в это верить я отказывалась!

Мой ант уже заливался горючими слезами, не в силах доказать матушке-княгине правдивость своих слов, когда вдруг нашел нужный аргумент. Поднял на меня просветленное лицо: – Да ведь я больше и не прожил бы, госпожа! Сидючи под той страшной дверью! Не евши-то. Пить было – там ручеек недалече течет, а поесть – совсем нет… Я и так почти что окочурился уже – если б только вы, матушка-княгиня, по доброте своей ту дверь не открыли рабу своему… А год живу быть совсем без прокорма – это ж никаких сил человечьих не хватит!

– А чего ты под дверью сидел? Почему наверх не поднялся, к людям?

– Поднимался, матушка! – горестно махнул он рукой. – Только нету там людей – одни вороги. Я-то, прости господи, думал, что за два-то года их князь Михаил все ж таки выкурил из вотчины своей, да, видно, крепко засели, если до сей поры здесь сидят! Вот я и спустился назад. Чтоб, значит, княжича оборонять в случае чего – а дверь эту страшенную открыть не могу… Я ее и так, и сяк! А как вспомнил, что и вы, матушка, тогда ее не открыли – совсем отчаялся… Лег под порожком и только плакал. Еще попить вставал. А потом уж и за этим вставать трудно стало…

– Постой, как это я ее открыть не смогла? Открыла же, когда тебя нашла!

– Так то – сейчас! А то – когда вы гуляли тут. А я вам факелом светил. Вы до этой двери дошли, ручку потянули – не открывается. Ну мы тогда и вышли другим путем – к пустохляби той песчаной. А? Вспоминаете, матушка?

Еще бы я не вспомнила! Это ж было в тот день, когда Михаил в себя пришел! А дверь эта клятая —то-то мне ее матово отблескивающие ручки все что-то напоминали!… Дергала я ее, точно дергала! Только было это с той стороны – снаружи. И не смогла я тогда войти, все правильно. Потому как это не дверь была, а только лишь ее имитация. Барельеф двери, вырубленный в скале.

– А ну-ка, Бокша, пошли, еще разок глянем на эту дверь!

Мой ант боязливо втянул голову в плечи – ох как не хотелось ему возвращаться к страшному порогу, который едва не стоил ему жизни… Но приказ госпожи – туг не ослушаешься! Поплелся.

Да, судя по ручкам, дверь была та же. И я ее, сколько ни дергала, снова не смогла открыть. Точно так же, как в тот, первый раз. Она казалась наглухо заделанной в гранит. Сросшейся с ним. Если только не была его продолжением.

– Бокша, помоги! – приказала я.

Но и вдвоем мы не смогли сдвинуть заколдованную дверь ни на микрон.

А вчера сдвинули. Как это понимать? Вчера мы… – и я запнулась.

Потому что вспомнила – именно «мы»! Маленькие ладошки обхватили поблескивающую ручку даже прежде меня. Мой сын…

– А княжич помогал тебе эту дверь открывать, когда ты уходил разузнавать?..

– А как же! – горделиво сообщил Бокша. И прямо засветился изнутри. – Сам еле стоит на ножках своих маленьких, Чистуша его придерживает, а уж ухватил, уж навалился, толкает…

– И получается, Бокша, что не меня тебе надо благодарить за спасение от голодной смерти, а княжича. Мне, как видишь, тоже не под силу этот странный вход заставить действовать. На что же он такое настроен? Может быть, в этих ручках сенсоры какие-то стоят? Особые? Которые только на маленьких детей настроены? Или даже не на всех детей, а только на таких, как мой сын?

– Ма? – раздачся серьезный детский голос за нашими спинами.

– Олег свет Михайлович! – восторженно вскричал Бокша, стремительно поворачиваясь. И припал к малышу, обнимая.

Потом испуганно обернулся на меня – не заругаю ли за такую вольность?

Но я только улыбатась, и он опять приник к Олежке, бормоча: – А и выросли-то как, совсем уж большие – я вчера и не разглядел по своему слабосилию… И еще краше – вот княжич! Всем княжичам княжич!

– Олеженька, – попросила я. – Открой эту дверь. Мой сын метнул на Бокшу настороженный взгляд.

– Бокша тоже не возражает, – заверила я. – Открой. Мой сын подошел, ухватился обоими ладошками за ручку, поосновательнее уперся босыми пяточками в пол.

Бокша кинулся было помотать ему, но я грозно крикнула: – Назад!

И он замер.

А дверь-то открывалась. Медленно, постепенно, однако щель все ширилась в темноту наружной пешеры. «Четэдэ», как говаривала наша учительница по геометрии, Вера Степановна – «что и требовалось доказать».

– Спасибо, родной, достаточно. Мы пойдем туда погулять чуть позже. После завтрака, – поспешила успокоить я маленького удивленного открывальшика секретных дверей. И обратилась к Бокше: – А не помнишь – когда вы втроем, с Чи-стушей, спасались бегством через эту дверь, – Олег свет Михайлович вам не помогал?

– Ой, не помню, – закручинился мой ант. – Спешили мы тогда очень. А они-то, – Бокша кивнул в сторону моего сына, – совсем маленькие были, раскрывались непрестанно, ручонки из шубы вашей тянули во все стороны…

– Если б не эти ручонки… – задумчиво констатировала я. – Вы бы так перед этой дверью и остались. А я лежала бы себе, полеживала на дне пустохляби…

* * *

– Значит, говоришь, вороги? – уточнила я у Бокши.

Пещеры плавно и незаметно перешли в подвальные коридоры. Мы поднялись уже почти до уровня обжитой, надземной части Киршагского кремля. Понять бы еще – в каком его месте?

Бокша стоял позади, судорожно прижимая маленького княжича к себе, чтоб тот ненароком не выскочил прямо в лапы к супостатам.

– А как же ты узнал, что они – вороги, а не добрые слуги князя Квасурова?

– По речам их злодейским, – осторожным шепотом пояснил Бокша. – Я ж стоял и слушал сначала, а потом опять скрылся вниз.