Любовь искупительная - Франсин Риверс

— Меня зовут Ангелочек. Это Шерри, и… — Она замолчала, вспомнив, что не знает имени ребенка. — Дорогая, — сказала она мягко, прикасаясь к подбородку девочки. — Как тебя зовут?

Губы ребенка еле заметно шевельнулись, она прошептала что–то и вновь уткнулась в плечо Ангелочка.

— Вера, — произнесла Ангелочек. — Ее зовут Вера.

— У нас ведь найдутся одеяла для них, Сюзанна? Надо их закутать. Не могла бы ты посмотреть, а я пока найду маму?

— Мама на кухне, разогревает твой ужин, — ответила девушка с улыбкой и поспешно вышла в коридор.

— Извините, я оставлю вас ненадолго, — сказал Джонатан и вышел вслед за Сюзанной. Они остались одни.

Шерри тут же опустила голову на руки и расплакалась. — Я боюсь. Хозяин убьет меня.

— Хозяин никогда больше не прикоснется к тебе. — Ангелочек взяла ее за руку. — Нам всем страшно, — продолжала Она мягко, — но я думаю, мы можем доверять этим людям. — Нам придется. Ведь у нас нет выбора.

Джонатан вернулся и привел с собой маленького роста женщину с ярко–голубыми глазами. Это была Присцилла. Ангелочек сразу подметила сходство между мамой и дочерью. Присцилла сразу же взяла руководство в свои руки.

— Девочки, в первую очередь, нам нужно переодеть вас в сухую одежду, — говорила она, провожая гостей на второй этаж. — А потом вы придете на кухню, и мы вместе немножко перекусим чего–нибудь.

Открыв дверь справа по коридору, она показала им просторную комнату.

— Младшие девочки будут жить в этой комнате, — распорядилась она. — Ангелочек поживет у Сюзанны. Это на другом конце коридора.

Ангелочек задумалась, что обо всем этом скажет Сюзанна.

Присцилла, порывшись немного в большом гардеробе, нашла одежду для каждой из них, еще больше удивляя Ангелочка. У нее что, в гардеробе предусмотрена одежда всех размеров, или где–то прячутся другие дочери, которых они еще не видели? Одежда была простая, в основном из шерсти, и очень удобная. Ангелочек собрала вещи, которые она, Шерри и Вера сняли с себя, и сложила в корзину, стоявшую недалеко от камина.

Сюзанна поджидала их, чтобы проводить на кухню, где Присцилла разогрела мясо, овощной суп и гренки. Джонатан ужинал с ними. Ангелочек отказалась от горячего кофе, отдав предпочтение кружке свежего молока. Вера засыпала, сидя рядом с ней. Краска для век размазалась под глазами Шерри. Она все еще была бледна, но казалась уже менее испуганной.

Присцилла обняла Шерри за плечи и прижалась щекой к ее щеке.

— Ну, лапочка, тебе пора спать, — проговорила она. Потом протянула руку Вере, и, к большому удивлению Ангелочка, малышка взяла ее руку. Словно тяжелое бремя свалилось с ее плеч.

Сюзанна начала мыть посуду.

— Папа, почему бы вам с Ангелочком не пойти в гостиную? Только не обсуждайте ничего важного без меня, я скоро приду.

— Да, дорогая, — ответил Джонатан с притворным послушанием. Поднимаясь, он подмигнул Ангелочку. — Нам лучше слушаться командира.

В гостиной Ангелочек села у огня. Она не могла не беспокоиться. Что с ними будет завтра? Джонатан подошел к маленькому столику в углу. Она смотрела за тем, как он наливает себе напиток. Он оглянулся на нее.

— Хотите яблочного сидра?

— Нет, спасибо.

Он слегка улыбнулся и поставил графин на место. Уселся в удобное кресло напротив нее.

— Вы здесь в безопасности. Чувствуйте себя свободно.

— Я знаю. Но надолго ли? — поинтересовалась она, удивляясь собственной прямолинейности.

— Никто не выгонит вас, Ангелочек. Вы можете оставаться с нами, сколько захотите.

Она открыла рот от удивления. На глаза навернулись слезы, и она крепко сжала губы, не в силах произнести ни слова. Он улыбнулся.

— Добро пожаловать, — добавил он. Она прислонилась головой к спинке кресла и попыталась справиться с эмоциями.

— Я думаю о том, что он сделает, — промолвила она то ли вслух, то ли про себя.

Джонатану не нужно было спрашивать, о ком она говорит.

— Если после нашего ухода он все еще находился в здании, то его, скорее всего, уже повесили на ближайшем фонарном столбе. Но я не думаю, что он настолько глуп — к сожалению.

— Да, Хозяин отнюдь не глуп. — Она тяжело вздохнула. — Вы были очень добры к нам. Спасибо.

— «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне»[17], — процитировал он. — Вам это знакомо?

Михаил читал ей однажды эти стихи — когда он дал приют Элтманам, а она спросила его почему. В это мгновение она так отчетливо вспомнила его, что даже не могла говорить.

Джонатан Эксэл видел боль в глазах молодой женщины, и ему хотелось ей помочь. Она, казалось, не подозревала, что она сделала сегодня и сколько смелости для этого потребовалось.

— Добро пожаловать разделить с нами все, что у нас есть. — В сущности, все это ему не принадлежит, он всего лишь управляющий, которого поставил над Своим имуществом Тот, Кто управляет всем.

Была глубокая ночь, но они продолжали беседовать. Она рассказала Джонатану больше, чем когда–либо рассказывала любому человеческому существу, даже Михаилу. Может быть, потому, что этот человек все еще был для нее великодушным незнакомцем, с которым было легко говорить. Хотя он уже не казался незнакомцем.

Выговорившись, она устало прислонилась к спинке кресла. — Куда мне идти дальше, мистер Эксэл? — задала она вопрос.

— Это зависит от тебя, — улыбнулся он, — и от Господа.

Когда Джонатан вошел в спальню, Присцилла проснулась. Раздевшись, он улегся под одеяло, прижимая ее к себе. Ее тело было теплым и мягким, и она обняла его, положив руку ему на грудь.

— Мне надо спросить у тебя кое–что, Джонатан. Как ты оказался в таком заведении?

Он мягко засмеялся и поцеловал ее в лоб. — Если честно, я не знаю, любимая.

— Ты ведь не выпиваешь и никогда не играешь, — продолжала она. — Что тебя привело туда?

— Это был странный день, Присс. Что–то терзало меня, начиная с полудня и позже. Я не мог с этим справиться, и не мог это объяснить.

— У тебя в банке все хорошо?

— Все отлично. Мне просто было необходимо пройтись. Вот почему я сообщил тебе, что буду позже. А когда я проходил мимо этого заведения, то услышал, как этот дьявол произносит речь. Зал был просто забит людьми, и я решил зайти и послушать, что же он такое говорит.

— Но почему? Он ведь так раздражает тебя.

— Я не знаю почему. Я просто почувствовал какое–то притяжение непреодолимое. В этот момент он как раз представлял Ангелочка. Это было так непристойно. Дело даже не в том, что он говорил. Эта непристойность сквозила в его манерах, во всем. Я не могу это объяснить. У меня возникло ощущение, что я стою посреди языческого храма, где жрец представляет толпе новую храмовую проститутку.